Книга Кузнец, страница 204 – С. И. Вендел

Ещё рано, но жители Дундурана уже смотрели на Хакона иначе. Он яростно защищал её, и они это заметили. Он доказал им что-то важное, и Эйслинн распирало от гордости, видя, как они начинают понимать то, что она знала всегда.

— Это… было необходимо.

— Я знаю, — сжимая его руку, она прошептала: — Мне жаль, что тебе вообще пришлось черезэто пройти. Я так боялась… а ты спас меня. Я благодарна за это. Но видеть тебя не собой… — её голос дрогнул. — Я боялась, что потеряю тебя в той ярости.

— Я и сам чувствовал себя потерянным. Какое-то время. Но даже тогда знал — я твой. Что должен защитить тебя.

Печально улыбнувшись, она заключила:

— Но давай больше так не будем. Хорошо?

— Не могу этого обещать. Я буду защищать тебя до последнего вздоха, виния.

— Знаю, мой дорогой. Знаю. Но до этого последнего вздоха я хочу, чтобы мы прожили долгую-долгую счастливую жизнь.

Напряжение спало с его лица, и он наконец улыбнулся ей в ответ:

— Что угодно для тебя, пара.

— Вот и хорошо. А теперь давай выбираться отсюда и идти спать. Я хочу, чтобы ты обнял меня.

Из его груди вырвался игривый мурлыкающий звук, заставивший её рассмеяться, пока они прощались с гостями. Потребовалось время и вся их дипломатичность, чтобы незаметно улизнуть из большого зала. Даже коридоры замка были полны веселья, и каждые несколько шагов их останавливал кто-то еще.

Они медленно продвигались к своим покоям, но по мере приближения к жилому крылу, гуляк становилось всё меньше. Вот только…

Эйслинн замедлила шаг, прислушавшись. Пение?

Она переглянулась с Хаконом.

Ведя его за собой, они вошли в пустую восточную гостиную. Высокие окна на противоположной стене светились отблесками праздничных огней со двора, маня её к себе. По мере приближения пение становилось громче, и Хакон распахнул стеклянную дверь на балкон.

Она вышла в ночь под звуки тысяч голосов, слившихся в пении.

Двор замка сиял ярче дня — сотни факелов и десятки костров заливали город тёплым золотистым светом. Тысячи людей заполнили пространство, выплеснувшись за стены замка в город. Окна домов были распахнуты, несмотря на холод, а воздух наполняли ароматы горячего сидра и жареного мяса.

Понадобилось мгновение, прежде чем ближайшие к балкону люди заметили её. Раздались ликующие возгласы, толпа начала скандировать её имя.

Эйслинн вышла на балкон дальше, увлекая Хакона за собой. Переполненная восторгом, граничащим с болью, она помахала поющим людям, вызывая новые волны ликования.

Притянув её к себе, Хакон наклонился, чтобы поцеловать её волосы:

— Они любят тебя, леди Дарроу, — прошептал он у её виска, — но и вполовину не так сильно,как я.

Слёзы счастья выступили на её глазах, и она рассмеялась — её тело больше не могло сдерживать всю эту радость и облегчение.

Когда всё больше людей поворачивались к балкону, грохот аплодисментов нарастал, пока не начал казаться, будто весь мир содрогается от этого ликования.

Эйслинн не знала, кто начал петь первым, но сразу узнала первые строки старой баллады Дарроуленда — песни, более древней, чем сам объединённый Эйреан. Их песня. Гимн, принадлежавший только им. О бескрайних равнинах и плодородных лесах, о извилистых реках. О народе, который не склонил колен и не сломался.

Она пела вместе со своим народом — громко, фальшиво, всем существом. Лёгкие горели, а душа ликовала.