Онлайн книга «Возвращение»
|
– А дознались-то как? – Сынок боярский без любимой подушки не засыпал. Уложили, успокоили, так ночью проснулся, реветь начал. Нянька за подушку – нет ее. Искать стали, ну и увидели, как эта дура в подушку подклад зашивает. А как поняла она, что все, не будет хорошего, так и полезла из нее злоба, зависть полилась. Записывать за ней не успевали. Михайла покивал раздумчиво. Что ж. И такое бывает. Мало ли кому боярин подол задрать изволит, когда всякая дура боярыню из-за того травить начнет да на детей покушаться, хорошего мало будет. – И что с ней теперь? – Сожгут, понятно. Вместе с ведьмовством ее. Михайла опять кивнул. Монетка из рук в руки перешла. – Благодарствую. И к Фёдору. – Ведьму жечь будут, царевич. Дымом провоняем. Фёдор на него только рукой махнул. И остался посмотреть. И как несчастную к столбу привязывали, а она ярилась да плевалась. И как хворостом обкладывали, обливая его ледяной водой. И как поджигали его, и мехами дым отгоняли – не задохнулась бы ведьма проклятая раньше времени… Фёдор смотрел не отрываясь, каждой секундой наслаждался. А Михайла… На ведьму он не смотрел, противно было. А вот крикислышал. И запах чуял, а уж когда на Фёдора посмотрел… Вот тут Михайлу и пробрало. Кинулся он за ближайший помост – и так там проблевался, что чуть кишки не выплюнул. До того мерзко ему было видеть от пота блестящее, влажное лицо царевича, глаза его выпученные, язык, который губы облизывает… Фёдор наслаждался. Каждой минутой мучений несчастной, каждым криком, каждым стоном наслаждался. Определенно, что-то с ним не так. * * * – Ах ты дрянь такая-сякая! Замуж тебе?! Да я тебя… Крик разносился по всему терему. Устинья вылетела из светлицы, словно ошпаренная кошка. Что случилось-то? Почему ее батюшка так кричит? Бабушка еще уехать не успела, а он… – Батюшка? Ее отец стоял посреди горницы, а у боярских ног скорчилась одна из холопок. Настасья. И кажется… Отец ее до отъезда привечал. И сейчас к себе позвал… зачем? Устя даже разозлилась на себя. Вот вопрос-то, учитывая, что на девке сарафан порван и на щеке след от боярской пятерни пропечатался. – Пошла вон! – рявкнул боярин дочери. – А ты… я сейчас тебя… И выглядел он так… Устя точно поняла: сейчас отдаст приказ, и бросят несчастную холопку под плети. А за что?! Что она такого сделала-то? Рассуждать было некогда. – Батюшка, не вели меня казнить, вели слово молвить, пока насмелилась. Устя кинулась перед ним на колени, оттесняя в сторону опешившую девку. Боярин так ошалел, что даже не ударил родимое детище. Смотрел круглыми глазами, ровно филин, только что не ухал изумленно. – Батюшка, виновата я перед тобой. И хотела б рассказать раньше, да не насмелилась, – продолжала Устя. А сама пихнула ногой Настасью. Мол, брысь отсюда, дура! Настолько дурой та не была и принялась шустренько отползать к дверям. А Устя уцепилась за ноги отца. – Прости меня, пожалуйста… И слезы градом покатились… Боярин так опешил, что сразу и не сообразил, что сказать. А потом уж и поздно было, только дверь качнулась. Петли смазаны хорошо, не скрипнули, а хлопать ею Настя не стала. Жить хотелось… – Да что случилось-то, Устинья? – Батюшка… прости меня, родненький… Боярин начал снова наливаться гневом, растерянность закончилась, и Устя поспешно выдала то, что смогла придумать: |