Онлайн книга «Предназначение»
|
И – ровно клинком в сердце. Огонь полыхнул, тот самый, черный, страшный, полоснул, и Устя вдруг поняла отчетливо – нельзя! Нельзя открывать! А остановить как?! Когда слуги уж отошли на расстояние почтительное, и стража стоит, и Макарий руку тянет… – Боря… помоги! На глазах у всех присутствующих царица оседать начала, и лицо у нее белое, ровно бумага, не сыграешь такое. А Устя и не играла, перепугалась она до потери разума, за мужа перепугалась… Макарий невольно от мощей отвлекся, тоже к царице кинулся: – Государыня! Борис жену на руки подхватил, Устинья в рукав Макария вцепилась, глаза отчаянные: – Владыка, умоляю! Шепот такой получился, что обоих мужчин пробрало. – Владыка… не трогайте… я объясню вам все… людей уберите! Как тут отказать было? – Вышли все вон! Государыне от толпы да духоты дурно стало! – Распоряжаться Макарий умел. Так гаркнул, что всех из палаты вымело, ровно метлой. Правда, шепот прошел: «Не иначе, непраздна?» – но Устинья о том и не думала покамест. Ей важнее было, чтобы никто ковчег не открывал. А Макарий на другое смотрел. Не на ковчег, а на отчаянную зелень глаз царицы. В сером мареве словно хоровод из зеленых листьев кружился, вспыхивали искры, гасли, и было это красиво и страшно. Ой, не просто так она… ведьма? Но на крест святой Устинья и внимания не обратила, на дверь смотрела куда как внимательнее. Наконец, закрылись створки, Устинья себе расслабиться позволила. – Боря, прости,напугалась я. – Чего ты испугалась, сердце мое? Не слыхивал ранее Макарий, чтобы государь говорил так с кем-то. Мягко, рассудительно, ласково… С Мариной не то было, нежности меж ними не сложилось, страсть только плотская, а с первой женой сам Борис еще не тем был. Не повзрослел, не успел тогда… а вот сейчас… Как ему сказать, ежели и правда государыня – ведьма? Сердце ему разбить? За что караешь, Господи?! Но царица Макарию и слова сказать не дала: – Прости, владыка, а только плохо все очень. Не знаю, какую опасность мощи эти несут, но черным от ковчежца веет. Таким черным, что… смерть там. И я это чую. – А я другое думаю, государыня. Ведаешь ли ты, что у тебя с глазами? И откуда у тебя чутье такое появилось? Ой и неприятным был голос у Макария. Но Устинья и не подумала глаза отводить. Вместо этого подняла она руку, коснулась креста, который висел на груди Макария, и четким голосом произнесла: – Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым…[8] Молитва лилась уверенно и спокойно, и Макарий выдохнул. Не бывает так, чтобы ведьма молилась. И в церкви плохо им, и причастие они принять не могут, а государыня два дня назад в храме была, и все в порядке… А что тогда? – Государыня? – Не ведьма я, владыка, когда ты этого боишься. Да только в глазах твоих не лучше ведьм я, получилось так, что среди очень дальних предков моих волхвы были. Давно, может, еще когда государь Сокол по земле ходил, а может, и того далее, кто-то из волхвов старых с прапрабабкой моей сошелся. Уж и кости их истлели, а наследство осталось. Не ведьма я, не волхва… потомок просто. Макарий посохом пристукнул об пол, но тут уж сказать было нечего. Волхвы… это дело такое. Знал Макарий и об их существовании, и о другой вере, и считал злом. Но… не таким, чтобы уж очень черное да поганое было. |