Онлайн книга «Предназначение»
|
Черный огонь так же жег, и так же сильно болело сердце. – Хорошо же. Макарий, сейчас поговорю я с Репьевым, хорошо, что не объявляли мы пока о приезде мощей. Что ждем, говорили, а вот что привезли их, молчали покамест, хотели спервоначалу бояр ведь допустить. Берем трех татей, берем десяток стрельцов, выедут они в лес, татей с мощами закроем, когда все с ними обойдется, жизнь им оставим… – Дня на три. – Устя перед собой ладони сложила, смотрела просительно. – Когда через три дня за ними смерть не придет – ошиблась я, можно мощи на Ладогу везти. А ежели что-то не так пойдет, значит, не дура я взгальная, не зря шум подняла. – Так тому и быть, – для внушительности пристукнул посохом об пол Макарий. Не то чтобы верил он… и не то чтобы не верил. Волхвы же, сложно с ними: с одной стороны, не положено ему, с другой – глупо отказываться от того, что пользу принести может. Устя руками по лицу провела: – Владыка… – Что, государыня? – Поклянись мне сейчас, что ни Любаве, ни Раенским… никому о моей крови ни слова! Даже не так: о крови сказать можно, а о том, что чувствую я иногда, – не надо! Макарий брови сдвинул: – Что не так с государыней Любавой? Отчего такое недоверие к свекрови? – Когда б к свекрови, я б еще подумала. – Устинья смотрела прямо, глаз не прятала. И снова в них зелень проблескивала, яркая, летняя, ровно листья березовые. – А только Любава моему мужу – мачеха, и свой сын есть у нее, за Федора она горой стоит. Не надо, владыка, не будем друг другу лгать. Мечта Любавы, чтобы сын ее Россой правил, для того она что хочешь сделает, и вы оба с государем о том ведаете. Макарий не покраснел, а может, и было что, да под бородой незаметно. Зато брови сдвинул, посохом об пол пристукнул: – Плохо ты, государыня, о свекрови своей думаешь. Ой, плохо, а она в монастырь собирается, молиться за вас будет. – Владыка, тыей родственник, хоть и дальний, потому и не буду я государыню Любаву обсуждать, ни слова не скажу. Просто прошу тебя не говорить ей ничего о случившемся. Неужто так тяжко это сделать? Макарий плечами пожал. – Не вижу я в том необходимости, но когда ты, государыня, настаиваешь, будь по-твоему. Слово даю, от меня никто о случившемся не узнает. Устя дух перевела. – А мне большего, владыка, и не надобно. Борис к дверям подошел, слуг кликнул: – Боярина Репьева мне позовите! Да быстро! * * * – Машенька, милая, прошу тебя… – Илюша, как же я от тебя уеду! – А каково мне подумать, что я тебя потерять могу? Машенька, вы с Варюшей мне жизни дороже, потому вас тать и похитить пытался, помнишь? Когда нянюшка пострадала… Помнила Маша, и свой ужас помнила. Потому и себя уговорить позволила, хоть и вырвала у Ильи обещание, что приедет он к ним до родов ее. Потому и к Заболоцким пошла вслед за мужем. С боярином-то и вовсе разговор простой вышел, да и боярыня Евдокия не возражала. Хоть и болело у нее сердце за дочек, а только шепнула ей пару слов Агафья Пантелеевна. И за Устей пообещала присмотреть, и Аксинье помочь, только забот не добавляйте, и так тяжко. Зашумело, загудело подворье бояр Заболоцких, принялись они собираться в дорогу, а Илья к Апухтиным съездил, поклонился земно тестю с тещей: – Николай Иванович, Татьяна Петровна, не велите гнать, велите миловать! Конечно, спервоначалу испугались родственники, бросились выспрашивать, все ли с Марьюшкой в порядке. Тут-то Илья и признался… не во всем, ну так хоть в половине. |