Онлайн книга «Предназначение»
|
Но до всех ламий мне дела нет, пусть живут себе сча́стливо, лишь бы в мою семью не лезли. Мне сейчас хорошо! Как же хорошо, Жива-матушка, спасибо тебе, насколько ж душе моей спокойнее стало! Жаль, о других делах такого нельзя сказать. Страшно мне, пальцы мерзнут, чую, зло где-то рядом, а вот что чувствую – и сама понять не могу, ответа не знаю! Аксинья еще в беду попала, дурочка маленькая, и сделать ничего не могу я! Не подпускают меня к ней, да и сразу понимала я – не пустят. Любава все сделает, чтобы Аксинье я глаза не открыла, чтобы не сорвала свадьбу. Хотя и не поверит мне сестра, ей так в обман верить хочется, что меня она скорее загрызет, когда ей правду сказать решу. Не услышит, не захочет слышать. Нет страшнее тех слепых, что добровольно закрыли свои глаза. К пропасти идет сестренка доброй волей, и не остановить ее, не оттянуть. А коли так… Не полезу я в это до поры до времени, пусть Аксинья сама шишек набьет, а потом постараюсь я помочь, чем смогу. Чай, Федором одним не заканчивается жизнь, и потом можно будет любимого найти… Потом – когда? Не знаю. Стоит подумать, и страшно мне становится. А ведь и с Любавой что-то решать придется, и с Федькой, и не отдаст эта гадина власть свою просто так, и родня ее зубами рвать будет любого, абы удержаться на своих местах. И в той, черной жизни, кто-то же прошел в палату Сердоликовую и – убил. Боря – не дурак, и близко к себе никого не подпускает, и бою оружному учен, и тренируется каждый день со стрельцами обязательно, не менее часа, жиром не заплыл, и его легко так убили? Он ведь не сопротивлялся даже, убийца вплотную подошел, клинок занес, вонзил – секунда надобна, да ведь ту секунду ему дали! Значит, знал Боря этого человека. КОГО?! Кто убийца, кого в клочья рвать?! А ведь порву, не побрезгую руки запачкать! Еще бы ответ найти… А покамест – слезы радости вытереть, встряхнуться да и пойти себе из укромного угла. И у сестры свадьба скоро, и у меня самой – хоть платье посмотреть, которое вчера Илья принес. Брат вчера пришел, сверток мне передал, а в нем платье да рубашка. Платье мне для свадьбы сестры, роскошное, жемчугом расшитое, чтобы смотрели люди, а рубашка тонкая, невесомая почти, мне ее Добряна передала, не шелковую, полотна простого, небеленого, зато с вышитыми оберегами. Ее под платье надевать надобно. От копья не обережет, а от злого слова да от дурного глаза – в самый раз. Ох и тяжкие дни впереди будут, боюсь я, как бы мне в рубашке той обережной вовсе жить не пришлось… лет десять подряд. А и ничего! Одолеем мы эту нечисть! И не таких видали, а и тех бивали! И этих побьем! А предчувствия… еще б отличить их от страха давнего! Когда-то меня так венчали, свободы лишали, мужу ненавистному отдавали, сейчас со стороны смотреть на это буду, а все одно – тошно мне, противно, гадко! И выбора нет. Кричать, что неладно во дворце, бежать куда-то… безумной сочтут, еще и запрут, свяжут, бессмысленно это! Только одно я могу сделать – рядом с Боренькой оставаться и его оберегать, даже ценой жизни своей. Так и сделаю. * * * – Венчается раб Божий Федор рабе Божьей Аксинье… Густой голос дьякона наполнял храм, гудел, переливался меж стен, и казалось – тесно ему тут! Вырваться бы, всю площадь накрыть, всю Ладогу, загреметь вслед за звоном колокольным на свободе! |