Книга По ту сторону тьмы, страница 94 – Р. С. Болдт

Я ставлю стакан рядом с раковиной и медленно оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Почему ты все еще здесь?

Бронсон пялится на кухонный стол, где все еще лежит послание на лоскуте. Он молчит долго — так долго, — что я вздрагиваю, когда он наконец заговаривает.

Его голос хриплый и приглушенный, как будто он так же устал и измучен, как и я.

— Я все еще не разобрался в тебе, рыжая.

— Нечего разбирать.

Его глаза находят мои, и какая-то частичка меня разочаровывается тем, что полумрак мешает увидеть красоту его неповторимых глаз.

— Что для тебя главное в этой жизни?

Я пристально смотрю на него, затрудняясь ответить. Это что, вопрос с подвохом? Мои слова звучат медленно и неуверенно.

— Не совсем понимаю твоего вопроса.

Он опускает руки и выпрямляется, сокращая расстояние между нами, пока моя спина не упирается в дверь кладовой. Он нависаетнадо мной, ограничивая движения.

— Что для тебя главное? Деньги? — его голос понижается. — Мужик, который согреет твою постельку?

Ответ срывается с моих губ без раздумья.

— Независимость.

Бронсон замирает, и складывается мнение, что я застала его врасплох. Хотя я знаю, что не стоит давать этому мужчине больше информации, которую он мог бы использовать против, я выпаливаю:

— Я ни за какие коврижки не хочу, чтобы мною помыкали, либо зависеть от кого-то. Хочу полагаться лишь на себя.

Мои следующие слова становятся тише, но от этого не менее правдивыми.

— Потому что только себе я могу безоговорочно доверять.

Между нами повисает молчание, а наши глаза все еще прикованы друг к другу. Когда он задает следующий вопрос, чувствую, что он не упрямится, как обычно, а действительно хочет знать.

Хотя его голос и приглушен, в нем чувствуется непреклонность.

— Это ты пытаешься взбаламутить дела в моей банде? Ты стоишь за этими убийствами?

— Нет. — Стремительно отвечаю, без колебаний. Но от его намеков во мне закипает гнев, и мой тон становится донельзя язвительным. — Из нас двоихты бандит, забыл?

— Я думал, ты выше использования омерзительных, уничижительных слов.

Я глазею на него.

— Кто тытакой? — бормочу я себе под нос, и это обращено не столько к нему, сколько ко мне.

Его речь, обычно наполненная матом-перематом, резко выделяется на фоне выбранных им слов. А я-то думала, что раскусила его… этот мужчина оказывается гораздо умнее, чем можно было бы ожидать под этой грубой наружностью.

Он оставляет без внимания мой ответ, вместо этого наседая на меня. Нечто темное и грозное проступает на бронсоновских чертах лица.

— Ты целовалась с ним?

Подсознательно отмечаю, что мой ответ не обрадует мужчину, но не понимаю, почему это вообще имеет значение. Я и не допускала мыслей о том, что Бронсон видит во мне во мне нечто большее, чем просто задницу — левую женщину, с которой он однажды пошалил.

Из-за моей заминки мышцы на его лице напрягаются, а брови опускаются.

— Так значит ты позволила ему себя поцеловать? — хриплым голосом бормочет он, и я настораживаюсь от игривой дразнящей нотки в нем, потому что под ним таится опасный леденящий холод. — А ты позволила ему впиться губами в другие части тела?

Толкаю его в грудь, но онне шевелится. Этот мужчина так чертовски раздражает!

— Да что ты докопался до меня? Это вообще не твое собачье дело!

— Ясно. Значит не позволила. — Ухмылка играет на его губах. — Вынудила офицеришка Хендерсона вернуться домой и подрочить.