Книга Непреодолимое желание влюбиться в своего врага, страница 169 – Бриджитт Найтли

Озрик наблюдал за происходящим, скрываясь в тенях балкона. Родители Фейрим пригласили и его, но она метнула на него такой взгляд (даже не думайте), что он отказался. Они отправили к нему Тартифлетт с едой и утешительной бутылкой виски. Фейрим-Гелиограф^[103]чуть снова не прожгла его взглядом и предупредила, что ему можно выпить два бокала, не больше.

Тем не менее он безмятежно провел вечер: разглядывал драгоценности на руках многочисленных тетушек, наблюдал за Фейрим, считал, сколько бокалов выпил дядюшка Пилхард, наблюдал за Фейрим, оценивал струнный квартет, наблюдал за Фейрим…

Зачем он наблюдал за ней? О, по многим причинам. Ему было интересно узнать, какой она была вне пыльных клиник. Она хорошо танцевала. Ему нечем было заняться. И у него действительно было повреждение мозга.

Если бы он не следил так внимательно за Фейрим, то мог бы подумать, что заинтересовался объектом наблюдения. Вот это была бы шутка. Горькая ирония.

Фейрим так кружили в объятиях, так целовали ее в щеку и так смеялись вместе с ней, что было очевидно: все ее любят или даже больше – обожают.

Фейрим награждала легкой улыбкой каждого, кто приглашал ее на танец (любопытная особенность: Озрику она никогда такне улыбалась), и оставляла за собой шлейф отвергнутых поклонников, переходя от одного партнера к другому. Все они были неотесанными юнцами, ничем не примечательными. Озрик был намного красивее. И богаче.

Бедняжка Тартифлетт то и дело поднималась наверх к Озрику с новыми угощениями. В этот раз она пришла к нему на балкон с какими-то продолговатыми коричневыми штучками на тарелке.

– Благодарю, – сказал Озрик.

Коричневые штучки оказались шоколадом. Тартифлетт смущенно хмыкнула, страдая от агонии неразделенной любви, и оставила его одного.

Озрик следил, как Фейрим простилась с чудным мужчиной без подбородка и приняла еще одно приглашение на танец. Ее новый партнер был высоким. С приятной внешностью. Смотрел на нее с любовью. Танцевал с Фейрим уже в третий раз за вечер. Озрик ощутил жгучую ревность. Будто стал свидетелем измены.

Нет. Разве можно испытывать собственнические чувства по отношению к тому, кто тебе никогда не принадлежал и кем ты не желаешь завладеть? Это было бы нелепо. Озрик снова принялся рассматривать всевозможных тетушек в поисках того, что стоило бы украсть, испытывая нестерпимое желание – никак не связанное с Фейрим – присоединиться к гостям. Ему приглянулись торк^[104]из чистого золота и лорнет с драгоценными камнями.

Он заел стресс шоколадом.

И куда делась Фейрим?

А вот и она – у двери спальни, громко стучит, никто, кроме нее, так не делает.

Озрик, конечно, знал, наблюдая за ее передвижениями внизу, что она в прелестном платье цвета шампанского, а ее волосы заплетены в косу, уложены на голове короной и украшены орхидеями, но все равно испытал шок, когда она вошла в комнату в образе не Целительницы, а нежной сильфиды, очень красивой сильфиды.

Не красивой. Просто хорошенькой.

Просто хорошенькой.

Озрик не хотел, чтобы Фейрим была красивой. Он воспринимал красоту слишком остро. Он высоко ценил красивые вещи. Хотел обладать ими. Хотел, чтобы они принадлежали только ему. И в тот момент, когда Фейрим приблизилась, он испытал чувство паники, опасаясь, что его восприимчивое к красоте сердце пожелает обладать ею любым возможным способом и что ее очарование спровоцирует приступ клептомании.