Книга Проклятая попаданка серебряной совы, страница 48 – Нана Кас, Мари Кир

Я ворочаюсь в огромной кровати, но бархатное одеяло душит, а балдахин давит сверху, словно крышка гроба. Тишина особняка кажется неестественной. Она не наполнена скрипом старых балок, шорохом за стенами, едва слышным биением невидимого сердца дома.

В памяти всплывает тень из библиотеки. Острый страх сжимает горло. Я вжимаюсь в подушки, пытаясь загнать его обратно, в тёмные уголки сознания. Но он не уходит. Он дышит в такт моему сердцу.

И тогда приходит странное, необъяснимое желание. Посмотреть ему в лицо и понять. Может, мы знакомы? Нет, это точно безумие, порождённое усталостью и переизбытком впечатлений. Инстинкт загнанного зверя, предпочитающего встретить угрозу, чем ждать её в западне.

Когда я сбрасываю с себя одеяло, холодный воздух комнаты обжигает кожу. Дрожащими руками я накидываю на плечи шерстяную шаль, её грубая текстура хоть как-то цепляется за реальность. Босиком на цыпочках я подхожу к двери и прислушиваюсь. Ничего. Лишь собственное предательски громкое дыхание.

Открыв дверь, я выглядываю в коридор, поглощённый мраком и холодом. Паркет леденит ступни, и я надеваю тапочки, что недавно обнаружила под кроватью, и иду, повинуясь лишь смутному внутреннему импульсу. Тени шевелятся в такт моим шагам, портреты на стенах кажутся живыми, провожают меня глазами, полные немого укора.

И вот вдалеке я вижу тонкую полоску света, пробивающуюся из-под массивной двери. Кабинет Киллиана. Что он делает там в такой час?

Любопытство заставляет меня подойти ближе. Дверь приоткрыта на палец, и я замираю, не решаясь заглянуть внутрь.

В центре за массивным столом, заваленном чертежами и деталями, сидит Киллиан, склонившись над каким-то сложнымприбором. На нём тёмный халат, его обычно безупречно уложенные волосы сейчас в беспорядке падают на лоб. В свете зелёной лампы с абажуром его лицо кажется бледным и уставшим, но сосредоточенным. В тонких пальцах он держит крошечную пружинку, пытаясь с помощью пинцета установить её на место. Его движения точны, но в них сквозит глубокая, почти физическая усталость.

Я заворожено смотрю на него. Этот человек, обычно такой замкнутый и недоступный, сейчас кажется уязвимым. Поглощённым своим миром шестерёнок и пружин.

— Собираешься простоять там всю ночь? — раздаётся в тишине его спокойный голос, заставляя меня вздрогнуть. Он не поднимает головы, продолжая возиться с прибором. Как он узнал? Я не издала ни звука.

— Я… Я не могла уснуть, — шепчу, и он наконец откладывает пинцет и поднимает на меня глаза, в свете лампы показавшиеся бездонными.

— Войди. Здесь не должно быть сквозняков. — И я осторожно вхожу, с тихим щелчком закрывая за собой дверь.

— Прости, что потревожила.

— Ты не потревожила, — он откидывается на спинку кресла. — Бессонница — мой старый спутник. А что мучает тебя?

Я подхожу ближе к столу, моё внимание привлекает прибор, над которым он работает. Это обычные настольные часы в привычном его понимании.

— Сон просто не идет, — признаюсь я. — А это что?

— Наследственная болезнь всех Крыловых. Мой дед собирал самые точные часы в империи. Он верил, что если понять принцип любого устройства, отсчитывающего время, можно его скорректировать. Восстановить нарушенный порядок. — Киллиан вдруг поднимает взгляд и смотрит на меня с интересом. — А тебя не пугает вид разобранного механизма? Обычно дамы морщатся при виде машинного масла.