Книга Безумные Альфы, страница 135 – Ленор Роузвуд

Но это не миссия.

Я выпрямляюсь, принимая скованную, неуклюжую позу солдата, играющего в лабораторного разнорабочего.

— Всё убрано, доктор, — говорю я, и вриссианский акцент чуть срывается. — Куда дальше?

Чума наклоняет голову, раздумывая. Я вижу — ему нравится этот маленький спектакль власти.

— За мной, — наконец говорит он, его акцент безупречен. — И постарайтесьбольше ничего не сломать.

Мы выстраиваемся за ним, тяжёлые шаги Виски гулко отдаются в стерильном коридоре. Я держу чувства на пределе, отмечая каждую дверь, каждый возможный выход. Лаборатория — это лабиринт из белых коридоров и усиленного стекла, и за каждым поворотом — очередной идентичный участок клинической эффективности.

Навстречу выходит группа учёных — белоснежные халаты резко контрастируют с нашими утилитарными формами. Я напрягаюсь, готовясь к столкновению, но они едва удостаивают нас взглядом. Для них мы просто безликие рабочие, не стоящие их драгоценного времени.

Почти оскорбительно, насколько легко мы растворяемся среди них.

Грохот раздаётся где-то впереди, за ним — лязг цепей и тяжёлый топот. Моё тело каменеет, каждый мускул натянут, пока я вслушиваюсь. Звук становится громче — какофония металла и плоти.

И тогда я вижу его.

Призрак.

Мой брат.

Он вваливается в коридор — гора мышц, превращённая в шаркающий обломок. Толстая цепь обвивает шею, как собачий ошейник, звенья гремят при каждом натужном шаге. Его руки — те самые, что рвали людей на части, — закованы за спиной.

Грудь сжимает так, будто тиски дробят рёбра. Я хочу взреветь, рвануться вперёд и разорвать эти цепи голыми руками. Но я не могу. Не могу двигаться. Не могу дышать. Не могу сделать ничего, кроме как смотреть, как его тащат мимо, словно сломанное животное.

Голова Призрака опущена, подбородок почти касается груди. Даже отсюда я вижу поражение в осанке его плеч, в том, как он волочит ноги. Это не тот яростный воин, которого я знаю. Это пустая оболочка — выжженная, выброшенная.

— Шевелись, урод, — рычит один из охранников, дёргая цепь. Призрак спотыкается, и из груди вырывается низкое рычание. Жалкий звук. Ничего общего с теми землетрясущими рёвами, что я слышал от него в бою.

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу. В ладонях выступает кровь — горячая, липкая. Боль заземляет, напоминает, зачем мы здесь. Почему я не могу сорваться и всё разнести.

Но, блядь, это трудно помнить, когда каждый инстинкт орёт действовать.

— Думаешь, в этот раз он отреагирует? — спрашивает другой охранник, тыкая Призрака прикладом винтовки. — Прошлый тест был провалом.

— Кого это ебёт? — смеётся первый. — Пока нам платят за то, чтобы тыкать в зверя, я доволен.

Они проходят в пределах вытянутой руки. Я мог бы дотянуться и сломать им шеи раньше, чем они поняли бы, что происходит. Это было бы так легко. Так чертовски приятно.

Я не двигаюсь.

Голова Призрака не поднимается. Его изуродованное лицо и нос залиты кровью — видимо, поэтому он даже не чувствует наш запах. Он не видит меня. Не знает, что я стою здесь, в нескольких шагах. Не знает, что его стая так близко. Что мы пришли за Айви. И за ним тоже.

И я не могу ему сказать.

Охранники уводят его за угол, их голоса затихают, пока они обсуждают новые пытки, которые его ждут. Каждое слово — нож в живот, проворачивающийся всё глубже с каждым шагом.