Книга Безумные Альфы, страница 3 – Ленор Роузвуд

«Пусть присоединится к своей шлюхе-матери.»

«Даже она бы теперь его не захотела.»

Тело замирает.

Мать?

У меня… была мать?

Память всплывает.

Время до боли.

Чьё-то мягкое прикосновение к моему лицу.

Губы, прижатые к моему лбу.

Что-то новое рождается.

Ярость.

Красная.

Жгучая.

Пожирающая.

Что они сделали моей матери?

Боги ранят ангелов?

Разжимаюсь.

Встаю.

Рёв.

Не человеческий звук.

Зверь.

Монстр.

Хорошо.

Я покажу им монстра.

Покажу «мерзость».

Бью. Хватаю. Рву.

Крики заполняют воздух.

Их крики. Наконец-то.

Боги могут кровоточить?

Нет. Не только кровь.

Боги могут умирать.

Сирены воют. Красный свет мигает.

Вырываюсь из клетки.

Стекло трещит. Банки падают.

Кислота.

Дым.

Огонь.

Не важно. Драться. Продолжать.

Кровь богов на моих руках.

Кровьбогов в моём рту.

На вкус — свобода.

Я — их дьявол.

Больше белых халатов.

Серые халаты.

Чёрные халаты.

Оружие.

Пули жалят. Не останавливают.

Ничто меня не остановит.

Стены дрожат. Пол гудит.

Взрыв трясёт коридор.

Огонь везде.

Стоп.

Девочка.

Где она?

Замечаю. Загнанная в угол. Пламя подбирается.

Тянусь к ней.

Пытаюсь позвать.

Могу только рычать.

Ещё один взрыв. Громче. Ближе.

Нет времени.

Бросаюсь к ней.

Она кричит. Бежит.

Бежит прямо в огонь.

Гонюсь. Жар обжигает кожу.

Плевать.

Надо спасти.

Моя вина.

Всё моя вина.

Дым душит.

Не вижу. Не дышу.

Вспышка движения.

Тянусь. Почти…

БУМ.

Мир взрывается.

Бетон. Стекло. Огонь.

Лечу. Невесомость.

Боль. Острая. Холодная.

Стекло в одежде.

В коже.

Белый холодный порошок кругом.

Заряжаю руки в него. Он хрустит. Такой мягкий.

Холодная мягкость успокаивает обожжённую кожу.

Не вижу. Слишком ярко.

Закрываю глаза.

Долго лежу на спине.

Сирены перекошены жаром.

Сирены тянутся… тают.

Потом тишина.

Вой вдалеке.

Не сирена. Не человек.

Мягкая песнь одинокого зверя.

Открываю глаза.

Развалины бетона и металла надо мной.

Часть моей клетки — стены снесло взрывом.

Чёрный дым поднимается в бесконечную синеву.

Бесконечную.

Такую большую.

Такую яркую.

Синюю, насколько хватает взгляда.

Небо.

Невозможно.

Я ведь был совсем не «хорошим».

ТЭЙН

Снежная крупа и ледяные искры кружат в холодном горном воздухе, больно хлеща по коже, пока я стою рядом с Призраком, не отводя взгляда от петляющей дороги, ведущей к особняку. Напряжение натянуто, как трос, готовый лопнуть в любую секунду. Мы ждём конвой — ключ ко всей операции.

И всё держится на том, чтобы провернуть её идеально.

Держится на, блядь, серийнике, которого мне удаётся держать на поводке только потому, что у него в основании черепа вживлён чип.

Мы в полной жопе.

Внутри Валек готовится к своей роли, натягивая одежду того финансиста, которого ему предстоит изображать. Даже если он не захочет намеренно нас подставить — а он вполне мог бы — всё равно это рискованная игра, висящая исключительно на том, насколько убедительно он сможет влезть в шкуру другого человека.

Человека, которого мы убили.

Но если кто и способен на это, так это Валек. Он как хамелеон — смена личности у него так же проста, как сменить рубашку. Уверен, хотя бы раз он буквально «влезал в чью-то кожу». Чисто ради удовольствия. Он из таких.

Так ему так долго и сходило с рук буквальное убийство.

И всё же, внутри у меня клубится тревога — сдавленная, упругая, как кольчатый змей под рёбрами. Довера к Валеку идёт наперекор каждому инстинкту, каждой выбитой из меня годами истине. Он непредсказуемый псих, верный только себе и своим извращённым прихотям.