Книга Безумные Альфы, страница 30 – Ленор Роузвуд

Но это?

Это — дно даже для них.

Превратить омег в товар. В скот, который можно покупать, продавать и разводить по прихоти Совета?

Это мерзость.

Извращение того, чем должен быть Райнмих.

Вены под кожей пульсируют злостью. Часть меня хочет верить, что Николай соврал — что это была уловка, попытка сбить нас с курса. Но другая часть, более тёмная, прекрасно знает правду. Корень гнили слишком глубок. Слишком стар.

Реакция моего отца на пытки Айви — доказательство.

Транспорт замедляется и останавливается у высотного готического фасада Центрального Командования — шпили, камень, плющ. Я выпрямляюсь, загоняя мысли обратно. Сейчас не время для сомнений. Мне нужно ясное сознание и идеальная игра, если я хочу докопаться до сути этого кошмара.

Дверь открывается, и я выхожу на сияющий портик, поднимая взгляд на здание. Когда-то оно внушало мне гордость.

Теперь — больше похоже на мавзолей.

На памятник медленной смерти всего, за что мы должны были бороться.

За что, к чёрту, я вообще боролся?

Я отбрасываю мысль и вхожу внутрь. Гулкие залы,колонны, мрамор, бесконечные коридоры, где бюрократы мечутся меж солдат, словно муравьи. Лица у всех напряжённые, раздражённые, постоянно занятые.

У группы лифтов я провожу пропуск, кабина мягко взмывает вверх. Я закрываю глаза — глубокий, ровный вдох. Надо быть готовым к разговору.

К столкновению.

К бою.

Офис отца — на самом верхнем этаже. Вся комната — демонстрация сдержанной роскоши: дорогие полотна на стенах, мебель эпохи, аккуратно расставленная кругами. Резкий контраст с суровыми бункерами и полевыми штабами, где я провёл полжизни.

Забавно, что раньше это никогда не казалось мне неправильным.

Или… я просто не хотел замечать?

Мысль жалит. Сколько из этого оплачено кровью? Страданиями людей, которых Совет продавал, словно скот?

Я отгоняю это, когда секретарь поднимает взгляд. Её безупречная маска профессионализма едва заметно трескает.

— Командир Харгроув, — произносит она, поднимаясь. — Ваш отец на совещании, но я сообщу, что вы прибыли.

Она не успевает подойти к двери — та резко распахивается, и из неё выбегает молодой лейтенант. Лицо белое. Лоб в испарине. Глаза — полны ужаса.

Что за…?

Я видел отца злым. В ярости. Он умеет подавлять подчинённых одной лишь тенью своего голоса. Но сейчас… по тому, как этот офицер несётся прочь, будто за ним гналась смерть…

Отец в ярости.

И не просто в ярости.

Дверь снова распахивается.

— Тэйн! Внутрь.

Голос — как удар плетью.

Я встаю по стойке «смирно», подавляя странное смешение привычной дисциплины и растущей внутренней неприязни. И ещё — бунт. Тихий, едва заметный, но уже живой.

Выпрямившись, я шагну вперёд, входя в логово льва.

Отец сидит за своим массивным столом. Он будто занимает собой весь кабинет — такой же огромный, доминирующий, внушающий инстинктивный страх, как и всегда.

Закалённый войнами, легенда Райнмиха.

Генерал, который ковал меня с детства — жестко, беспощадно, без права на ошибку.

Его взгляд падает на меня — тяжёлый, оценивающий. Ищет слабость. Ищет трещину.

Он делает это с тех пор, как я родился.

— Генерал, — произношу я ровно, удерживая голос в нейтральном диапазоне. — Полагаю, ваше совещание прошло не лучшим образом?

Он фыркает — звук, поровну состоящий из презрения и раздражения.

— Ещё бы. Просто очередная бюрократическаяхерня от шавок Совета. Кажется, у них появились претензии к тому, как я веду некоторые дела, — рычит он, скривив губы.