Книга Безумные Альфы, страница 42 – Ленор Роузвуд

Может, она и способна так жить. Но я — нет.

Я вижу каждого. Слышу каждый всхлип, каждый дребезг цепей. Каждая нота — как нож под рёбра. Как напоминание: я тоже был частью этой системы. Я тоже закрывал глаза.

И вдруг — пронзительный крик. Острый, как лезвие, срывающий плоть, бьёт по стенам.

Я разворачиваюсь мгновенно, ладонь сама ложится на рукоять пистолета.

— Что, блядь, это было? — рычу я, голос сорван яростью.

Эмилия вздрагивает, лицо бледнеет.

— Это… это ничего, Командир. Всего лишь рутинная процедура…

Но я уже в пути. Иду быстро, рывками, почти бегу. Сворачиваю за угол — и останавливаюсь, чувствуя, как внутри всё звереет.

Омега, голая и дрожащая, висит на цепях, руки растянуты вверх, ноги едва касаются пола. Перед ней стоит молодой бета с самодовольной ухмылкой, держа в руках промышленный шланг высокого давления. Вода бьёт с такой силой, что кожа на её теле краснеет, лопается, вздувается. Её крики отражаются от стен, пронзая воздух.

Она смотрит на меня — на миг — умоляющим, паническим взглядом. И тут же получает струю прямо в лицо.

— Что это, нахуй, такое? — мой голосхриплый, осипший от ярости, настолько густой, что его можно резать ножом. Я стою на грани. На волоске.

Перед глазами — картинки, как я беру его за череп и вдавливаю в стену, пока не слышится мокрый хруст.

Эмилия ударяет по стеклу, привлекая внимание. Бета дергается, растерянно отводит шланг. Затем ему хватает жеста — и он выключает воду.

Она выходит вперёд, поднимая ладони примиряюще:

— Командир, прошу… это стандартная процедура. Терапия, помогающая омегам адаптироваться к новой жизни…

— Терапия?— выплёвываю я, чувствуя, как лицо дёргается от отвращения. — Это ты называешь терапией? Это пытка.

И тут меня прошивает мысль, ледяная как смерть:

Айви. Ей тоже это делали?

Вижу её в этом положении. Маленькую, хрупкую, бледную. Её кожа — рваная. Глаза — огромные от ужаса. Её крик...

В меня что-то врезается изнутри. То самое чувство — то, что толкнуло меня однажды сорвать позвоночник моему командиру, когда я узнал, что он делал с новобранцами под прикрытием власти.

Да, вот оно.

Монстр поднимает голову.

Эмилия продолжает, не замечая, что я в двух шагах от того, чтобы проломить стену черепом этого беты:

— Уверяю вас, Командир, всё основано на новейших научных исследованиях, одобренных Советом…

Я усмехаюсь. Сухо. Горько. Звериное.

— Научных? Да пошли вы. Садисты, а не учёные.

Но я не могу сорваться. Пока нет. Если я сейчас разорву эту комнату, сожгу это крыло, взорву Центр Перевоспитания — я потеряю всё. Айви. Доказательства. Возможность вытащить всех остальных.

Потеряю шанс добраться до самого сердца — до Совета. До моего отца.

Я могу спасти их. Могу разнести всё в пепел. Но только если сыграю правильно.

Так что я дышу. Втягиваю воздух, растягиваю ребра. Заставляю пальцы разжаться.

— Ладно, — выдавливаю я. На самом деле говорю себе: не сейчас. — Но я хочу полный отчёт по этой «процедуре». И хочу видеть остальное. Прямо сейчас.

Эмилия кивает резко, облегчённо:

— Конечно, Командир. Прошу, за мной.

Она отворачивается, спешит дальше по коридору.

Но моё внимание переключается мгновенно.

Бета выводит другую омегу — голова опущена, шаги волочатся, руки скованы цепью. Бета ухмыляется. Слишком широкая, слишком довольная ухмылка. Знаю такой взгляд. Видел его сотни раз у тех, кому доставляло удовольствие причинятьболь.