Книга Безумные Альфы, страница 39 – Ленор Роузвуд

Я думаю только об одном.

О том чёртовом письме.

О том, что омег продают, как скот. И что мой отец — мой родной, блядь, отец — не просто в курсе этих преступлений. Он стоит в их центре. Он — тот, кто отдаёт приказы.

К горлу подкатывает тошнота. Я впиваю пальцы в колени, заставляя себя дышать ровно, хотя сердце колотится так, будто готово пробить грудную клетку.

Это не тревога.

Это чистая, неразбавленная ярость.

Но сейчас нельзя разваливаться. Нельзя позволить себе выдохнуть, расслабиться. Сначала — узнать всё. Сделать всё.

Центр Перевоспитания поднимается над густым лесом, как уродливая пародия на величественное поместье. Его мрачный каменный фасад, острые углы и готические шпили — нелепый контраст зелени вокруг. Если смотреть издалека, можно принять его за элитный пансион или закрытый санаторий. Но стоит подойти ближе — иллюзия распадается.

Высокие стены из потемневшего гранита, увенчанные витками бритвенной проволоки, сверкают под солнцем, будто предупреждение. По периметру — сторожевые башни, тёмные слепые окна. По стенам курсируют вооружённые охранники, выверенные шаги, идеальная синхронность.

Подстриженные газоны и аккуратные живые изгороди на фоне всей этой милитаризированной архитектуры выглядят мерзко. Как наряд, натянутый на труп.

И хотя кажется, будто Центр стоит посреди дикой глуши, я знаю лучше. Мы всё ещё в пределах влияния Столицы. Эти леса — не природа. Это тщательно контролируемая территория. Патрули идут по маршрутам, которые мне самому доводилось утверждать.

Когда машина подъезжает ближе, проступают остальные детали. Окна — с решётками, стекло — усиленное, зеркальное. Чтобы никто не увидел, что творится внутри. Главный вход — настоящий форпост, с несколькими линиями проверки и оружейным арсеналом, способным отбить нападение отряда.

В пропагандистских материалах Совет изображает Центр Перевоспитания как маяк надежды. Как место, где омегам помогают раскрыть их «истинное предназначение».

Реальность говорит иное.

И только сейчас, наконец-то,я вижу её такой, какая она есть. Это не школа. Не лечебница.

Это тюрьма. Механизм по ломке личностей. По превращению людей в послушных кукол Совета.

И Айви провела в этом месте полжизни.

Запертая. Лишённая себя. Лишённая права быть человеком.

Меня накрывает желание выть. Или ломать шеи.

Я всё ещё делаю грёбаное коробочное дыхание — ту самую технику, которую Чума вбивал нам годами, — чтобы усмирить зверя внутри, пока машина подъезжает к воротам. Я показываю значок молодому бете-охраннику. Он вытягивается, его глаза расширяются, увидев мои знаки различия.

— К-к-командир Харгроув, — заикается он, дрожа, пока возится с панелью ворот. — Мы не ожидали… то есть, визит не был зарегистрирован, сэр.

— Потому что визит незапланированный, — говорю я ровно, холодно. — Личное дело. Решил заехать. Или мне позвонить отцу, чтобы он напомнил вам, что такое субординация?

Бета бледнеет, глотает воздух.

— Н-нет, сэр. Конечно, проходите.

Ворота открываются. Машина подкатывает к парадному входу. Я выхожу, поправляю китель. Гляжу на мрачный фасад, и внутри меня шепчет голос:

Ты сможешь. Ты всё выдержишь. Не сорвёшься. Ради неё.

Я захожу внутрь, мои шаги отдаются в пустоте холла. Секретарша поднимает глаза, вскидывает брови.

— Командир Харгроув! — почти визжит она, вскакивая. — Чем могу помочь?