Книга Покоренная Хвороком, страница 36 – Каллия Силвер

Но он этого не сделал.

Он показал ей повреждения. Дал увидеть мир снаружи. Попытался — действительно попытался — дать ей почувствовать безопасность.

А теперь… касался её так, словно она была чем-то важным. Тем, что стоит успокоить.

Дыхание дрогнуло в груди, эмоции спутались плотным узлом под рёбрами.

Она не отодвинулась.

Не заговорила.

Просто позволила ощущать тихое тепло его рук, когда они снова прошлись по её рукам. Не удерживая. Не заявляя право. Просто — присутствуя.

И когда он наконец отступил, она подняла на него взгляд.

Шлем оставался на месте. Никакого лица. Никакого выражения. Только гладкая чёрная маска и приглушённый звук дыхания за фильтрами.

Она кивнула. Тихо сказала:

— Я буду ждать.

Она знала, что он не поймёт слов.

— Но что бы тебе ни нужно было сделать там… ты должен вернуться.

Потому что несмотря ни на что — несмотря на страх, ярость, беспомощность — он был её единственной надеждой.

Последней нитью связи с чем-то устойчивым. С чем-то живым.

Он не ответил.

Не заговорил.

Даже не кивнул.

Он просто развернулся — и двинулся к двери тем же невозможным, бесшумным шагом, быстрее любого человека, несмотря на броню.

И затем… Исчез. Скользнул сквозь стену, как тень, проглоченная тишиной.

Она смотрела на гладкую поверхность, где он только что был, сердце глухо стучало в пустоте.

Она снова осталась одна.

Запертая.

Но теперь всё было иначе — потому что теперь она держалась не только за страх.

Она держалась за уверенность.

В том, что он вернётся.

И что, пока он возвращается, с ней ничего не случится.

— Только попробуй не вернуться, железяка, — прошептала она, одновременно ненавидя его и испытывая благодарность.

И впервые она по-настоящему задумалась — как он выглядит под этой зловещей чёрной маской.

Ветер в горах вгрызался в броню — тонкий, острый, он находил щели и резал, как зубы. Здесь было холоднее, чем он предпочитал… но холод он принимал охотно. Холод оттачивал чувства. Обострял восприятие. Делал всё ясным, чистым.

Он стоял на краю изломанного утёса. Ликсай был скрыт за его спиной — замаскирован камнем и тенью. Шлем подстроил спектр зрения под сгущающуюся темноту, переводя вечер в слои цвета, тепла и движения. Внизу долины уже тонули в ночи. Туман лип к камню, как старая кожа.

Одной мыслью он развернул крылья.

Они раскрылись с механическим шипением: бронированные панели разошлись, поднялись на мощных гидравлических сочленениях. Под металлом — туго свернутая, защищённая истинная структура: кожистая, перепончатая, невероятно сильная. Созданная для манёвров в вакууме, для рассечения неба, словно лезвие.

Он прыгнул.

Ветер подхватил его мгновенно — знакомый, почти родной рывок. Он подтянул ноги, расправил крылья, поймал поток, ушёл в пикирование, затем накренился и снова поднялся на восходящем воздушном потоке. Тело двигалось с отработанной лёгкостью, расчёты сливались в одно. Крылья тихо шипели, сужаясь, когда он выравнивал траекторию.

Спокойно.

Ровно.

Решительно.

Он делал это тысячи раз. Над Вокаром. В чужом небе. Во время кровавых заданий над мирами Глубокой Зоны.

Это была всего лишь разведка.

Внизу ландшафт переходил в редкие гряды и рассечённый лес. Уединённо. Глухо.

Благословение.

Меньше шансов быть замеченным. Меньше налгаров.

Поселение показалось впереди — наполовину врезанное в камень. Угловатые, брутальные строения. Квадратные окна слабо светились изнутри — жёлтый, дрожащий свет. Примитивные лучистые катушки, не плазменные. Технология грубая, по галактическим меркам.