Книга Дарханы. Академия Четырех богов, страница 149 – Евгения Александрова

Одно дело быть недовольной правлением императора и ворчать об этом, но совсем другое — попасть к людям, которые всерьез что-то замышляют. Узнай я об этом у себя дома, я бы, конечно, сказала, что мне к ним надо. Но здесь, в городе богов, меня сковал страх. Я сюда приехала, чтобы научиться управлять даром, но не привлекать к себе много внимания, а стать на сторону мятежников — это подписать себе приговор.

Мэй! Кто бы подумал, что эта пигалица настолько непроста — и что за простодушной девчонкой, готовой прийти на помощь, скрывается хитрая заговорщица. Сколько же здесь тех, кто и правда настроен против Сиркха? Мне казалось, что большинство готовы отдать свои жизни за императора, как тот же Ильхас или Тьяра, однако… Много ли я на самом деле понимаю?

Я не пошла на занятия и снова задремала. Должны быть какие-то преимущества в том, что здесь никому нет до меня особого дела. Боги говорят мне, что я должна выспаться. И понять, как вести себя так, чтобы не навлечь беду.

— Подъем! — рявкнули мне на ухо, и я вскочила в полной панике.

Сам Кьестен де Торн стоял в моей келье — и в первые мгновения мне показалось, что это продолжается сон. Почему он здесь?! Почему позволяет себе такое?

— Может, я что-то упустил? — продолжил Кьестен, смерив меня пристальным взглядом. — Ты у нас будущая наставница, и тебе можно делать, что вздумается? Или просто решила проверить, насколько крепкие у меня нервы?

Я открыла рот, пытаясь сказать хоть что-то в своё оправдание, но он уже неодобрительно сощурился:

— У нас тут расписание, и по нему сейчас ты должна не нежиться в постели, а страдать. Так что давай, принцесса, навстречу судьбе — одевайся и выходи, пока я не решил помочь тебе ускорить процесс… — Взгляд сухих небольших, но таких цепких глаз потяжелел. — Или… вечерние прогулки мешают твоему обучению? Завеласебе новых друзей?

От подозрительности, проскользнувшей в его голосе, пробрало ознобом. Он видел, что я ходила за Мэй в заброшенный сад? Подозревает в связи с заговорщиками и поэтому пришёл лично, чтобы убедиться, не связана ли я с ними?

— Не знаю, о чём вы говорите! Вчера мне было плохо. Тошнило после несвежей еды, — выдавила я, очень неплохо изображая недомогание.

Когда-то отнекивалась дома от нелюбимых занятий, а отец и мать всегда велись на мои представления и даже переживали о здоровье дочери — ведь моя бабушка, папина мать, всегда так натурально всплескивала руками, что я родилась слабенькая, слишком худенькая, что нужно обязательно кормить меня пять раз в день, чтобы я не померла от своей слабости.

Если раньше меня это доводило до белого каления в попытках доказать бабушке, что я не слабенькая и что тумаки моему брату достаются от моих кулаков, и что я вполне себе способна выжить даже без усиленного откармливания — то в определенные моменты эта “слабость” играла мне на руку, когда я могла демонстративно слечь в постель или принять болезненный вид, чтобы не ходить на скучные уроки чистописания, а просто валяться и читать очередную увлекательную книгу из маминой библиотеки.

Кьестен де Торн схватил меня за запястье, подержал пару мгновений, будто успел за это время мигом “прочитать”, как открытую книгу:

— Подъем, свежий воздух помогает. — Он потянул на себя и заставил подняться. — Сегодня у нас в программе тяжёлая работа с дисциплиной. Начнем с тобой личные занятия, раз ты у нас особый случай.