Книга Укушенная, страница 71 – Джордан Стефани Грей

— Не будь такой мелодраматичной. — Син распутывает тонкую корону из своих светлых волос и бросает её в тёмный угол моего нового чёрного туалетного столика. Золотое плетение звенит о крашеное дерево, но тут же забывается, когда он проводит рукой по своим только что распущенным волосам. — Я помахал тебе по крайней мере один раз.

— Конечно. После того, как Эви предложила вылить мне на голову чашку кипящего чая, если я приду на ужин.

— Вы с Эви не нравитесь друг другу. Кто я такой, чтобы вмешиваться?

Я качаю головой и отворачиваюсь от него; ничего другого я и не ожидала. Син и Эви, наверное, знают друг друга всю свою жизнь, и я… Я для них никто. Я всего лишь Укушенный оборотень, попавший в их мир.

— Чего вы хотите, Принц Синклер?

Его бордовые глаза прищуриваются, с каждой секундой становясь всё краснее в моей нежно-фиолетовой комнате. От стены до стены свисают тонкие занавески, а над моей пушистой кроватью водопадом вьётся глициния. Из трещин в крыше пробиваются фиолетовыерозы, а рядом с готическим шкафом висит телевизор в чёрной раме, который воспроизводит успокаивающий саундтрек из белого шума. Пока нет ни одного канала. Уна сказала, что должна попытаться это исправить.

Син окидывает взглядом новейший декор, прежде чем опуститься в роскошное чёрное кресло и перекинуть ноги через край. Если бы не его непринуждённая поза, он мог бы сойти за портрет ангела эпохи Возрождения: позолоченные мускулы и атласные волосы, но эти глаза… Они выдают его силу за то, что она есть на самом деле — смертельную.

— Использование моего титула не имеет того негативного эффекта, на который ты надеешься, дорогая. Мне нравится, когда меня называют принцем.

Я фыркаю.

— Конечно, ты… — говорю я, но волна жара в моей груди заглушает остальные слова оскорбления. Знакомое тепло разливается у меня между рёбрами и пробирает до кончиков пальцев ног. Ложь.

Он лжёт.

Я смотрю на Сина. Он смотрит на меня в ответ. Наклоном головы и прямой угрозой в потемневших глазах заставляет меня говорить правду. И, может быть, я глупа — может быть, я действительно заслуживаю смерти, не имея ни единого шанса поставить убийцу Селесты на колени, — потому что я не молчу. Я говорю:

— Разве всё горе не во мне; у меня такая привилегия, и то, что это немного банально разрушает мою жизнь, разве не маленькое клише?

Я жду вспышки жестокости, которую проявляют все остальные в этом проклятом замке. Мельком замечаю волка под парнем. Но Син только вздыхает и глубже вжимается в кресло.

— Разве всё горе не во мне; мне так грустно, что я лучше буду чахнуть в своей комнате, как жертва, чем с кем-то разговаривать или куда-то идти, — разве не маленькое клише?

Я с трудом сглатываю, но не могу проглотить гнев, который душит меня до глубины души. Что-то дикое и варварское скребет меня до костей, и я ненавижу это. Я хочу, чтобы это прекратилось.

— Я не строю из себя жертву, — удаётся мне произнести спокойно. Я почти спокойна. — Моя лучшая подруга умерла. И вы… ты бросил меня на произвол судьбы. — Мой отец тоже бросил меня. Все бросают меня.

Син наблюдает за мной сквозь полуприкрытые веки и длинные ресницы. Как будто он сидит в VIP-кабинке эксклюзивного клуба, а не перед оборотнем, готовым вырваться из собственной плоти.

— Ты думаешь, твоя подруга — единственная, ктопогиб от рук волков?