Книга Графиня из Черного замка, страница 6 – Надежда Соколова

Глава 3

Это открытие я делала постепенно, по крупицам, как собирала разрозненные страницы уцелевшего фолианта, сшивая смысл из разорванных строк. В глубине библиотеки, за очередным поворотом узкой, выщербленной лестницы, я нашла низкую дубовую дверцу, потемневшую от времени, которую даже дотошный гном-хранитель, казалось, обходил стороной, никогда не чистя перед ней медную ручку в виде змеи. За ней оказался не зал, а тесный архив — не ухоженный, как остальные залы, а погруженный в дрёму и покрытый тонким, бархатным, нетронутым слоем пыли, будто само время здесь текло чуть гуще и медленнее, оседая на каждом выступе.

Именно там, в тишине, нарушаемой только шорохом моей собственной шерстяной юбки, я нашла летописи. Не изящные пергаментные свитки, а массивные, окованные потемневшим от сырости железом фолианты, чьи переплеты были холодны на ощупь. Чернила на пожелтевших страницах из плотной, шероховатой бумаги поблекли до цвета ржавчины и сепии, но выведенные острым первом буквы были еще читаемы. Я принялась за них с профессиональным, сконцентрированным азартом библиографа, с тем же щемящим чувством открытия, с каким на Земле разбирала старый, забытый, некаталогизированный фонд, где каждая книга могла оказаться сокровищем.

Так, листая страницы, где поля были испещрены выцветшими пометками на забытых наречиях, я и узнала. Замок носил имя, которое в этих землях, согласно тексту, произносили шёпотом, с суеверным крестом, — Черный Замок Дымящихся Вершин, или Мор-Аглар на языке его основателей. Место, где, по преданиям, заключали кровавые договоры с теневыми сущностями, где в тиглях из черного обсидиана рождались зелья, меняющие судьбы целых королевств, а в безлунные ночи с самых высоких башен доносились протяжные песни на забытых, колющих слух языках. Он принадлежал не благородным рыцарям, а череде могущественных и, как сухо утверждали летописцы, «весьма мрачного, совращенного нрава» личностей: колдуну Азарготу, искавшему эликсир вечной жизни в сердцах драконов; чародейке Лилан, повелевавшей снами и выстригавшей из них свои серые одежды; некроманту с ледяным сердцем, чье имя было стерто и заменено прозвищем Морозная Песнь… Народ, суеверный и пугливый, столетиями обходил эти поросшие елями горы и дремучие леса широкой дугой. Дороги, ведущиесюда, зарастали чертополохом и ежевикой. Замок стал призраком наяву, страшной сказкой для непослушных детей, конец которой всегда оставался недоговоренным.

Я закрыла тяжёлую, отзывающуюся в ладонях холодом металла книгу, и сухая пыль взметнулась золотистым столбом в косом луче света от узкого окна-бойницы. И… не испугалась. Во мне не шевельнулось ни спазматического страха, ни брезгливого отвращения. Напротив, всё встало на свои места с тихим, почти слышным щелчком. Стало логичным и ясным, как генеалогическое древо. Почему мы были в такой совершенной изоляции. Почему слуги были не людьми, а существами древними, для которых граница между мирами, видимо, была тоньше паутинки. Почему в глубоких погребах и бесконечных кладовых провизия, которую я поначалу наивно принимала как данность, казалась возникающей сама собой — всегда полные мешки зерна с особым, серебристым отливом, бочки с солониной, не знающей тления, ящики с сушеными кореньями, пахнущими звёздной пылью. Вероятно, какая-то древняя, могучая магия, заложенная в саму сердцевину камней фундамента, до сих пор исправно, как часовой механизм, поддерживала здесь жизнь для тех, кого замок признавал своими.