Книга Путь княгини, страница 83 – Нина Ахминеева

«Этого не может быть! – не в силах поверить, возразил Алекс сам себе. – Самопроизвольная активация способностей после блокировки считается невозможной. А над Машей еще и поработал сам верховный инквизитор, причем в моем присутствии. До сих пор помню, как малышка корчилась от боли».

Маша беззвучно шагнула вперед.

В эту же секунду кухонная дверь распахнулась. Бесконечно долгое мгновение Ефросинья молча смотрела на гостей. Вернее – на одну гостью.

– Доченька…

Это одно слово вмещало столько счастья, что у инквизитора перехватило дыхание. Маша рванула вперед, крепко обняла названую мать, что-тотихонько ей сказала. И Алекс осознал, что подселенка плачет.

Справа от мужчины хлюпнула носом Наталья. Не выдержав, она поставила сумки на пол и робко шагнула вперед. А после, словно решившись, подошла к обнимающимся женщинам, уткнулась «тетке Матрене» в плечо. Та с материнской нежностью погладила ее по волосам, прижала к себе. Громко всхлипнув, Наташа разревелась.

«Мне тут делать нечего», – оценил обстановку Алекс.

Повернувшись спиной к выплескивающим эмоции женщинам, он открыл дверной замок и покинул квартиру. Быстро сбежал по лестнице, вышел из подъезда, провонявшего кошачьей мочой и остановился на ступеньках, с наслаждением вдыхая свежий воздух.

Рассказав Марии, чем планирует заниматься в ближайшие три часа, Алекс не солгал. Он действительно собирался наведаться к ювелиру. Но затем его путь лежал в офис ростовского отделения инквизиции.

До начала «боевых» действий в хуторе Большой Лог Александр хотел пообщаться со старшим инквизитором. Этот человек, отвечающий за работу инквизиторов в южном регионе, если пожелает, то сможет ответить на многие вопросы. Ну и заодно выделит пару штатных сотрудников для ареста зарвавшегося старосты.

***

Когда и как ушел Александр, я не заметила. Не до того было, эмоции названой матери накрывали с головой. Так, как она, никто и никогда меня прежде не любил. И угрызения совести из-за того, что я, в общем-то, самозванка, меня не терзали. Деревенской дурочки Маши Ивановой больше нет. Ефросинья теперь моямама. Точка.

Вдосталь наревевшись, я умылась под краном в кухне и уселась за колченогий стол. Опухшая от слез хуторянка втиснулась в узкую щель между столешницей и стеной, схватила пирожок и с блаженной улыбкой махом откусила половину.

Она-то почему рыдала? За компанию? Да и пусть. Главное, что сейчас ей хорошо. По-настоящему хорошо.

Лучащаяся от радости Ефросинья поставила перед нами щербатые кружки с горячим киселем.

– Вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь, – предложила, скромно вставая в уголке.

– Садись с нами, – приглашающе махнула я рукой.

– Насиделась уже.

– Мама…

Это волшебное для сироты слово щекотало язык, оставляло приятное послевкусие. И теперь, в отличие от первой встречи с Мартеной-Ефросиньей, оно давалось мне очень легко. Почему? Наверное, просто пришло время.

Женщина улыбнуласьмне так, что сердце защемило от счастья. Подвинув табурет, она села рядышком, оперлась локтем о подоконник и прижала к щеке ладонь. В кухне сразу стало уютнее, а на душе – тепло-тепло.

Как же хорошо, когда у тебя есть мама.

Отхлебнув напиток, Наталья замычала от восторга.

– Тот самый, клубничный! Обожаю!

Я пригубила кисель. Поддерживаю, очень вкусный! Неожиданно проснувшийся аппетит побудил потянуться к пирожкам. Наевшись и напившись, я сыто откинулась на спинку стула. Тот протяжно скрипнул, словно жалуясь на нелегкую судьбу.