Книга Тихая пристань, страница 10 – Анна Рогачева

— Мама, боюсь…

И вот тут что-то в Арине дрогнуло. Вся ее броня из расчета и холодной ярости рассыпалась перед этим дрожащим «боюсь». Она медленно, превозмогая боль в боку, протянула к ним руки.

— Идите ко мне. Оба. Не бойтесь, он не тронет.

Петрик первым кинулся к лавке, прижался к ее плечу, осторожно, будто боясь обжечься. Машенька уткнулась лицом в ее шею, и Арина почувствовала на коже влагу от ее слез.

— Ты… ты с ним так говорила, — сдавленно проговорил Петрик, не поднимая головы. — Никто так с ним не говорит.

— Теперь буду, — просто сказала Арина, гладя его по волосам. Ее пальцы ласкали его запутанные прядки. Она почувствовала, как тонкие косточки его плеч вздрагивают. — И он нас больше не тронет.

— Правда? — это был крошечный, полный надежды вздох Машеньки.

— Правда, — твердо ответила Арина, и в этом слове была не только ложь для утешения, но и обет, данный самой себе. Она смотрела поверх их голов на закопченную стену, но видела другое — лицо своего первого мужа, Александра. Прости, милый,— подумала она. Здесь моя новая война. И мои новые дети.

— А сейчас что будем делать? — спросил Петрик, уже чуть увереннее.

— Сейчас, — Арина глубоко вздохнула, и впервые за этот день ее губы тронуло нечто, отдаленно напоминающееулыбку, — мы будем ждать. К нам в гости женщина одна придет. И тогда… тогда я вас накормлю. Настоящей, хорошей едой. Обещаю.

Она обняла их крепче, чувствуя, как их маленькие, теплые тела постепенно перестают дрожать. Они были чужими, эти дети. Но их страх был знакомым. Их голод был знакомым. Их потребность в защите была той самой силой, что когда-то заставила ее, Анну, выжить. И теперь она заставит выжить Арину.

Петрик тихо спросил, уткнувшись носом в ее бок:

— А надолго она к нам? Та женщина?

— Ненадолго, сынок, — тихо ответила Арина, глядя в окно, на серое, промозглое небо. — Очень ненадолго. Пока я не встану на ноги.

Пока она не встанет на ноги, чтобы увести их отсюда. Навсегда.

И вот за окном послышался знакомый, звонкий перепев, от которого сразу стало светлей.

— Эй, хвороборцы мои, встречайте подмогу! Аль у вас тут все сонное царство в обнимку с хворью спит?

Дверь распахнулась, не дожидаясь ответа, и в избу, словно порыв свежего ветра, ворвалась Акулина. В одной руке у нее болтался берестяной туесок, откуда шел душистый пар, в другой — охапка лучин и несколько сушеных грибов, заткнутых за пояс.

— Ну, что, мои соколята, слышала, тут у вас управление переменилось? — возвестила она, с ходу занимая пространство избы своим звонким присутствием. — Теперь я у вас главный воевода на целый день! Так что, Петька-удалец, доложи обстановку: дрова-вода в наличии? А то воевать с голой печкой придется!

Петрик, будто по волшебству, преобразился. Его испуганное лицо просияло.

— Тётя Куля! Дров мало, а воду я уж принес!

— Молодец, кормилец! Значит, полдела сделано! — Она дала ему сушеную грушу. — Держи, подкрепись! Теперь беги, по двору зорким соколом пройдись, посмотри, не несется ли кто из пернатых наших без спросу? Яйцо к обеду — дело святое!

Мальчишка, сияя, помчался исполнять поручение. Акулина тем временем подошла к лавке, и ее взгляд, всегда такой озорной, стал мягким и внимательным.

— Что, голубка, дождалась меня? И правильно сделала. — Она по-матерински, уверенной рукой поправила одеяло на Арине. — Вижу, совсем он тебя, окаянный, потрепал. Ничего, отлежишься. Главное — дух бодрый держи. Мужик он что малый ребенок — и громкий, и обидчивый, а без нашей заботы — как без рук. Пока он там по деревне топает, мы с тобой тут весь дом в кулак соберем. Ладно?