Книга Тихая пристань, страница 15 – Анна Рогачева

— Гляжу, ты не только мастерица, но и купец рожденный! Мукой расплатиться… Это умно. Умно.

— Это необходимость, — поправила ее Арина, снова чувствуя усталость. Но теперь это была приятная усталость — усталость после труда, а не от беспомощности.

— Ну, а теперь, главный сторож, — Акулина обернулась к Петьке, — твоя смена окончена. Пора почивать. Завтра дело найдется.

Когда дети уснули, а Акулина, пожелав спокойной ночи, ушла к себе, в избе воцарилась тишина. Но Арина не спала. Она лежала и смотрела на потолок, мысленно примеряя узоры к дыре на рубахе. Цветы? Птицы? Нет, что-то геометрическое, строгое… что-то, что будет смотреться не заплаткой, а замысловатым орнаментом.

Ее мысли прервал тихий звук за окном. Не шаги. Не голос. Словно кто-то осторожно провел палкой по забору. Арина замерла, вслушиваясь. Сердце застучало тревожно. Петька? Нет, он спит.

Звук повторился. Затем — щелчок. И снова тишина.

Она медленно, стараясь не скрипеть лавкой, приподнялась на локте и подползла к окну. Осторожно отодвинула угол холстины, служившей занавеской.

На улице, в густеющих сумерках, никого не было. Только луна, бледным серпом выплывающая из-за леса, серебрила лужи на раскисшей дороге.

«Показалось», —попыталась убедить себя Арина. Но внутренний голос, тот самый, что когда-то помогал ей находить ошибки в отчетах, твердил обратное. Кто-то был здесь. Кто-то наблюдал.

Она отпустила холстину и отползла назад, на свою лавку. Первый день их «тайной артели» подошел к концу. Они сделали первый шаг. Но Арина с внезапной ясностью поняла: они не одни, кто что-то затевает. За ними тоже наблюдают. И вопрос лишь в том, кто это — случайный прохожий… или чей-то внимательный, враждебный взгляд.

Следующий день тянулся мучительно медленно. Каждый скрип телеги за окном заставлял Арину вздрагивать, каждый крик петуха отдавался эхом в ее напряженных нервах. Ночной шорох за окном не давал покоя. Кто?Этот вопрос звенел в уме настойчивее боли в ребрах.

Акулина пришла ближе к полудню, принеся с собой глиняный горшок с простой, но сытной крупяной похлебкой и, что было ценнее всего — пару старых, но крепких вощеных ниток, выменянных ею у странницы за полпучка сушеной рыбы.

— На, мастерица, — сказала она, протягивая нитки. — Для твоего великого дела. Марфа уж забегала, спрашивала, скоро ли. Готовься, к вечеру будет.

Арина взяла нитки. Воск пах медом и временем. Она молча принялась за работу. Петька, исполняя роль часового, дежурил у окна, а Машенька, подражая матери, увлеченно наматывала старую пряжу на деревянную ложку.

Игла в руках Арины двигалась почти сама, повинуясь давно забытой мышечной памяти. Она выбрала не цветочный узор, а строгий геометрический орнамент, напоминающий то ли переплетение корней, то ли древние обережные знаки, которые она когда-то видела в книге по славянскому орнаменту. Каждый стежок был мельче и точнее, чем позволяла грубая ткань. Она не зашивала дыру — она творила новую реальность на месте порока, превращая позор семьи в ее гордость.

Когда работа была близка к завершению, сумерки уже густели за окном. Акулина растопила печь, и огонь отбрасывал на стены трепетные тени. Арина отложила рубаху, чтобы проверить швы при дневном свете, и вдруг замерла.

По контурам только что вышитого узора пробежал слабый, едва уловимый свет. Не отблеск огня, а собственное, призрачное сияние, будто лунный свет набрали в иглу и вшили в ткань. Оно пульсировало в такт ее собственному дыханию и длилось всего несколько секунд.