Книга Крепостная, страница 90 – Марьяна Брай

— Надеялись, что Прощеное воскресенье и Великий пост помогут народу принять закон? – я хмыкнула. А вот собеседник мой посмотрел на меня немного иначе: с каким-то совершенно новым интересом.

— Наверное. Но пост никому не помешал поднимать народ. В Казанской и Пензенской губерниях восстания. Крови много пролито. Как бы у нас такого не случилось. Город далеко, а военных здесь хоть и достаточно, да люди все друг другу знакомые.

— А вы не с крепостными говорите, а с хозяевами их бывшими, Евгений Фомич. Соберите у себя да расскажите, чтобы не отсылали куда подальше, а разъясняли. Хозяева земли и платежи отсрочить могут. Конечно, потеряют в деньгах, зато усадьбы им не спалят, да семьи живы-здоровы останутся. А к лету все остынут, поймут, что назад дороги нет, попривыкнут, - я не могла смотреть в его глаза, постоянно думая о Петре и его россказнях.

У меня не было причины не верить Петеньке-засранцу, потому что Надюша не пошлабы на грех просто так. Но хоть этот совершенно чужой человек был мне никем, почему-то внутри будто росла вина за свое прошлое. Да, теперь оно было моим. И никто не понял бы меня, примись я объяснять, что ничего не знаю и точно могу утверждать.

— Откуда вы столько знаете о… - он наконец, сделал шаг, видимо заметив, как я косилась на окна и двери усадьбы.

— Газеты у барина читала, да и слышала много чего. Дел у вас сейчас будет за глаза. Да и глава, поди, поторопится от дел отойти? – предположила я.

— Да, но это знаем пока только он и я, - мой собеседник даже оторопел и снова остановился.

— Идемте. Коли по утрам теперь нет возможности погулять, так мы хоть сейчас это с вами наверстаем, - я старалась улыбаться.

А вот Евгений был то ли напуган, то ли так ошарашен моими выводами, что даже забыл о сползшем с лица шарфе и о родимом пятне, которое не давало ему покоя.

— Вы сейчас свободны, Надежда…

— Да, как птица. Только вот все птицы улетели в теплые края, а я осталась тут, - я раскинула руки, словно показывая на все, что меня окружает. - Барин до весны все как есть оставит, а потом начнет деньги платить, как вольнонаемным.

— Это хорошо. Переживал за тебя… за вас… Мне в Петербург уехать надобно. Как раз до весны. В должность войду, коли утвердят, и потом вернусь, - он вспомнил о шарфе, подтянул его и снова посмотрел на меня как-то испуганно.

— Да чего вы напуганы так, Евгений Фомич? – мне даже смешно немного стало. Словно его кто заставлял со мной говорить, объясняться, планами делиться.

— Оставить вас боюсь. Будто что-то случится, как только уеду, - скороговоркой выпалил он и выдохнул.

— О-ох, даже не думайте о том! Все будет хорошо. Осип Германыч меня в обиду не даст. Он у нас хоть и не молод, но умен и честен. Да и Фирс с подругами у меня есть. Доживем до весны, даст Бог. Только вот… растает Урал! Где гулять станем? – я засмеялась, стараясь наш диалог сделать не таким уж грустным.

— Хорошо. Так мне спокойней будет. Я могу вам написать?

— Можете, конечно. Расскажите, как там в Петербурге. Мне очень интересно!

— Никогда не были? – спросил он, а потом сам прыснул от смеха.

— Ну, вы и сами поняли, что не была. Но слышала много.

— От Петра? – голос его вдруг стал железным, холодным и острым.

— Я с ним разговоров не вела,если вы об этом. А то, что он вам сказал, на его совести. Коли вы решили мне уроки жизни давать, то не к месту они сейчас. Идемте домой. У меня дел еще много, - настроение, только-только начинавшее меняться на хорошее, он испортил, и продолжать эту прогулку я расхотела.