Книга Ненавистная пара, страница 94 – Галина Чередий

Он наклонился и прошептал что-то почти беззвучно на ухо Летэ, и она разом обмякла, похоже и дышать перестав. Взревев, я забился, охваченный неимоверным ужасом.

— Да уймись же ты! — приказал Кририк, начав странные манипуляции с ножом, будто наматывал нечто невидимое на лезвие. — Ну башка уже трещит! Все идет хорошо. Просто больше представления для пробуждения твоей совести не требуется.

Пару минут у моеговоспаленного разума ушло на осознание им сказанного. Он… это все нарочно? Пытал мою Летэ, чтобы устыдить меня?

— Я же тебя убью, сраный ты маг, — пообещал я, вскипая теперь по новой причине. — Я такой способ для этого придумаю…

— Да не было больно твоей женщине! — огрызнулся он и дернул кистью с кинжалом вверх, словно торжественно завершая свои непонятные действия. — Это тьму в ней так корежило. Но скоро и она вся улетучится. Нет ошейника — и ничего эту мерзость в девчонке не удерживает.

Что он городит? Разве маги не надевали на Зрящих ошейники, чтобы как раз обуздать и удерживать в подчинении пробужденную тьму? Или и у этой медали есть другая, еще более гадкая сторона, на которой ошейник не позволял еще и утечь, испариться прочь тьме?

— Вон, гляди — красотень какая! — гордо выпятив бороденку, Кририк подхватил одну из влажных от таявшего льда прядей Летэ и показал мне. Рыжая. Настоящее червонное золото.

— Ну, на этом, в принципе, и все, — передернул плечами маг, как от холода. — Пойду-ка я подзаряжусь, а вы тут… расслабьтесь, повеселитесь. Ей сейчас это надо будет.

— Что значит пойдешь? А меня развязать? — опять заизвивался я жирной гусеницей.

— Будто ты и правда связан, — отмахнулся чародей-засранец и невозмутимо потопал к стене, причем совсем не той, где раньше был выход. — Кстати, я заодно и переломы ребер ей срастил и все болячки залечил. Ни в чем себе не отказывайте, ребятки. Секс — это прекрасно.

И только он исчез, как веревки обвисли, легко опадая с меня.

— Ну ты и гад! — прошипел я, бросаясь к своей паре.

Летэ смотрела пустым взглядом в потолок, когда я склонился над ней. Синяки и ссадины действительно бесследно исчезли, кожа утратила ровную белизну, свойственную всем Зрящим. Десятки разнокалиберных золотисто-сахарных веснушек снова покрыли благословенной драгоценной россыпью ее нос и щеки, и, не сдержавшись, я нервно лизнул одну на скуле. Зажмурился от какой-то незнакомой щиплющей рези в глазах и кома в горле, ощупывая шею своей пары и поражаясь этой потрясающей призрачной сладости на языке. Сладости ее жизни. Как я мог считать все это слишком не тем для себя? Недостаточно изысканным, дерзким, дразнящим, когда именно вот такой, в своей рыже-конопатой простоте, с распухшим от рыданий носом, слипшимися ресницами моя истинная для меня лучшая из виденных женщин. В ней все так поменялось? Во мне? Да, по сути, мы оба уже вообще не те Летэ и Лордар, что встретились безумно долгие десять лет назад.

— Летэ, как ты? — спросил, поцеловав в подбородок, и огладил мокрые от растаявшего льда и пролившихся слез виски. Сволочь, Кририк! Я тебе все же отплачу! Не больно ей было?! Из этих светло-голубых глаз текли слезы! Из ее глаз! Не тьма тут рыдала!

Мои руки все еще тряслись, ноги нетвердо держали, а в крови бурлило и полыхало от пережитого. Казалось, я побывал в руках искуснейшего палача, что провел через целую череду изощреннейших пыток, не оставив при этом ни единого следа. Не на коже. Все они намного глубже — там, где у них нет шанса стереться никогда. Высечены навечно, как в камне.