Онлайн книга «Я не боюсь»
|
Я открыл дверь, а он стоял там и брился, скрючившись над умывальником, уткнувшись головой в самое зеркало, и окурок свисал у него с губы. Он был одет в поношенную спортивную майку и отливавшие желтизной длинные трусы, из которых торчали две сухие безволосые палки. На ногах у него были черные сапоги с расстегнутой молнией. От него пахло кислым, смесью талька и крема для бритья. Он повернулся ко мне и оглядел меня с головы до ног опухшими глазами, одна щека в пене, в руке бритва: – А ты кто такой? Я ткнул себя пальцем в грудь: – Я? – Да, ты. – Микеле. Микеле Амитрано. – А я Серджо. Здравствуй. Я протянул ему руку: – Очень приятно. – Так отвечать меня научили в школе. Старик промыл бритву водой. – А ты не знаешь, что надо стучаться, прежде чем войти в ванную? Тебе об этом не говорили родители? – Извините. Я хотел уйти, но стоял столбом. Как это случается, когда ты видишь урода, стараешься на него не глядеть и не можешь удержаться. Он начал брить шею. – Значит, ты – сын Пино? – Да. Он разглядывал меня в зеркало. – Ты не очень-то разговорчивый. – Да. – Мне нравятся молчаливые мальчики. Молодец. Не в своего отца. А ты послушный? – Да. – Тогда выйди и закрой дверь. Я побежал искать маму. Она была в моей комнате и снимала простыню с кровати Марии. Я подергал ее за платье: – Мама! Мама, кто этот старик в ванной? – Оставь меня, Микеле, у меня много дел. Это Серджо, друг твоего отца. Тебе же говорили, что он приедет. Он останется у нас на несколько дней. – Почему? Она подняла матрас и перевернула его. – Потому, что так решил твой отец. – А где он будет спать? – В кровати твоей сестры. – А она? – Она с нами. – А я? – В своей постели. – Значит, старик будет спать в одной комнате со мной? Мама вздохнула: – Да. – Ночью? – Ты – болван? Что, спят днем? – А нельзя, чтобы Мария спала здесь? А я с вами. – Не говори глупостей. – Она стелила чистую простыню. – Уходи, у меня дела. Я упал на пол и обхватил ее ноги: – Мама, прошу тебя, пожалуйста, я не хочу с ним. Я тебя прошу, я хочу быть с вами. В вашей кровати. Она фыркнула: – Мы не поместимся! Ты уже большой. – Мама, прошу тебя! Я лягу в уголок. И стану маленьким. – Я сказала – нет. – Прошу тебя! – заканючил я. – Я буду хорошо себя вести. Вот увидишь. – Перестань. – Она подняла меня с пола и посмотрела мне в глаза. – Микеле, я уж и не знаю, что с тобой делать. Почему ты никогда не слушаешься? Я больше так не могу. У нас столько других проблем, а тут еще ты. Ты что, не понимаешь? Пожалуйста… Я потряс головой: – Я не хочу. Я не хочу оставаться в комнате с ним. Я не буду там спать. Она сняла наволочку с подушки: – Будет так, как я сказала. Если тебе не нравится, скажи это твоему отцу. – Но он же выгонит меня вон… Мама прекратила заправлять постель и повернулась ко мне: – Что ты сказал? Повтори… Я пробормотал: – Он выгонит меня из дома… Она пристально посмотрела на меня: – С чего это ты взял? – Вы все хотите, чтобы я ушел… Ты меня ненавидишь. Ты плохая. Ты и папа меня ненавидите. Я это знаю. Она схватила меня за руку, но я вырвался и убежал. Я слетел с лестницы и услышал, как она зовет меня. – Микеле! Микеле, сейчас же вернись! – Я не буду спать здесь с ним! Нет, я не буду спать с ним! Я добрался до высохшего русла и вскарабкался на дерево. С этим стариком я никогда не буду ночевать. Он украл Филиппо. И как только я засну, украдет и меня тоже. Засунет меня в мешок и убежит. А потом отрежет мне уши. А разве можно жить без ушей? Разве не умрешь без них? Мои уши со мной. А у Филиппо мой отец со стариком отрезали. Я сижу на дереве, а он там в своей яме и уже без ушей. И кто знает, перевязали ли они ему голову? Я должен пойти туда. И должен рассказать ему о матери, что она его любит и сказала это по телевизору, так, чтобы все это знали. Но я боялся: а вдруг там столкнусь с папой и стариком? Я посмотрел на горизонт. Небо было плоским, серым и нависало над пшеничными полями. Холм был виден хорошо, огромный, вибрирующий в потоках горячего воздуха. Если я буду осторожен, они меня не увидят, сказал я себе. «О партизан, забери меня с собой, ты должен похоронить меня. О партизан, возьми меня с собой. О белла чао…» – услышал я пение. Я посмотрел вниз. Барбара Мура тащила Того за веревку, завязанную вокруг его шеи, к воде… – Сейчас мамочка тебя искупает. И ты станешь чистым-чистым. Ты доволен? Конечно же доволен. Но Того не казался довольным. Растопырив передние лапы и усевшись задом на землю, он мотал головой, пытаясь освободиться от петли. – Ты станешь очень красивым. И я свожу тебя в Лучиньяно. Мы пойдем туда и купим мороженое, а тебе я куплю поводок. Она взяла его на руки, поцеловала, сняла сандалии, сделала пару шагов в лужу и погрузила его в вонючую жидкую грязь. Того начал вырываться, но Барбара крепко держала его за загривок и хвост. Я видел, как он исчез в грязи. Она принялась напевать… И долго не вынимала его из воды. Она хотела убить его. Я заорал: – Ты что делаешь? Отпусти его! Барбара подскочила и чуть не грохнулась в воду. Она отпустила собаку, которая выскочила и помчалась к берегу. Я спрыгнул с дерева. – А ты что тут делаешь? – спросила Барбара раздосадовано. – Что ты собиралась с ним сделать? – Ничего. Помыть. – Врешь. Ты хотела его утопить. – Нет! – Поклянись. – Клянусь Богом и всеми святыми! – Она положила руку на сердце. – Клещи и блохи его заели. Поэтому я его мыла. |