Онлайн книга «Мой генерал»
Федор подал ей носовой платок — сильно накрахмаленный, твердый, в жуткую клетку. Марина приняла платок и вытерла глаза. — Где вы встретились с Юлей? — Прямо у обрыва. Она меня окликнула. Так неожиданно, что я даже упала. О том, что ей показалось, что ее окликнул Федор Тучков, которого она недавно исключила из своей жизни, и дело было именно в этом, а не в том, что — неожиданно, Марина умолчала. — Я с девчонкой разговаривала, с Зоей, которая за лошадьми смотрит. Потом она ушла, а я осталась. Потом Юля… меня окликнула. — Она была одна? Без Сережи? — Сережа принимал ванну, — ответила Марина и скорчила смешную гримасу, позабавившую Федора Тучкова. — Мы пошли вверх, к корпусу. Только не здесь, а в обход, во-он там, за елками. Федор Тучков остановился. — А почему тогда мы идем здесь, если вы шли там? — Не знаю. Федор пристально посмотрел на нее. Поцеловать? Не поцеловать? Решив, что не станет, он решительно повернулся и зашагал напрямик через лес к дальней дорожке, видневшейся между елками. Трава хлестала по голым ногам, оставляла на белых носках продолговатые хвостатые семечки. Марина — опять как собачонка! — потрусила за ним. Выскочив на асфальт, он остановился, и Марина остановилась, чуть не уткнувшись носом в его широкую спину. — Где был Павлик? — Нигде. То есть мы его увидели в аллее. Вон там. — Марина показала в глубь еловой аллеи. Там было сумрачно и тихо, ни одна ветка не качалась, несмотря на поднимающийся ветер, казалось, что аллея — как тоннель в другое измерение — не подвластна земным правилам. — Что он делал, когда ты его увидела? — Он в беседку заходил. Юля сказала — вон Павлик. А я сказала — давай посмотрим, что он там делает. Все тело моментально зачесалось и загорелось, как будто она снова попала в крапиву. Бок заныл тоненько и протяжно. В голове стало как-то слишком просторно, как будто все мысли съежились от страха. Они уже шли по аллее, по толстой подушке из иголок, которая едва слышно поскрипывала под ногами. Вот и белая решетка в скрученных струпьях краски, и деревянный шарик на макушке, и труха, насыпавшаяся из нижнего венца. — Здесь нет крапивы, — нарочито громко сказал Тучков Четвертый. — Где ты ее взяла? Марина показала где. Заросли были до пояса. Федор Федорович присвистнул: — И ты туда полезла?! — Я же хотела услышать, о чем он там говорит и с кем! Тучков с отвращением посмотрел в крапиву. — Даже ради следственного эксперимента, — объявил он, — я туда не полезу. Мне это не под силу. Он говорил громко и четко, а Марине хотелось его одернуть, приложить палец к губам. Все ей казалось, что их подслушивают. Кто мог их подслушивать? И зачем? — Видишь, где решетка покосилась, — шепотом сказала Марина и подбородком показала, где. — Вот оттуда я смотрела… И слушала. — Ужас какой. Высоко-высоко шумел ветер, но сюда не долетал, проносился мимо. Старые, как будто седые елки даже не качались, только их лапы чуть-чуть ходили вверх-вниз, потревоженные присутствием Федора и Марины. — Федор, — вдруг пискнула она тоненьким голосом, — я боюсь. Он оглянулся на нее. Несчастье ее жизни заключалось в том, что никто никогда и ни от чего ее не спасал, и ей было необходимо, чтобы кто-нибудь все-таки спас, хоть однажды. Федор этого не знал, но настоящий страх на бледном лице, многажды виденный им на других лицах, такой, что ни с чем нельзя перепутать, насторожил его. — Что с тобой? У тебя запоздалая истерика? Нет у нее никакой истерики, и не может быть, и не бывает никогда! Даже когда семь лет назад на пред-защите кандидатской ее завалил завистливый и вредный заведующий кафедрой, у нее не было никакой истерики, только холодное, строго дозированное бешенство. Это самое дозированное бешенство заставило ее повторить попытку, а потом еще раз, и только на четвертый она защитилась — вот так. — Ты все-таки вспомни, — начал он, думая, что, может, все дело именно в оружии, — у него сразу был пистолет или он его откуда-то вытащил? Он знал, что бывает с людьми, которые впервые в жизни попадали под прицел. Не под огонь. Просто под прицел. — Не помню, — проскулила Марина. — Нет, вроде не вытаскивал. Вроде он у него уже был в руке. Совсем плохо дело. Значит, Павлик Лазарев держал кого-то на мушке довольно долго, судя по тому, что Юля и Марина — искавшие на свою задницу приключений! — успели подобраться к беседке и даже заглянуть внутрь! Ничего себе Павлик Лазарев!.. Федор Тучков почти никогда и ничего не боялся. Так жизнь сложилась, так он себя в ней понимал, что бояться ему было как-то особенно и нечего, но тут, на трухлявом пороге беседки, он вдруг понял, что боится. Боится Павлика Лазарева с его пистолетом. Делая над собой усилие, он заглянул внутрь. Там было еще темнее, чем снаружи, и в дальнем углу кто-то стоял. От неожиданности Федор Тучков тяжело отпрыгнул назад, покачнулся, чуть не упал, схватился за ветхий столбушок — с крыши ему за шиворот посыпались ветки, иголки и давний мусор. Марина завизжала. — Тише! Марина моментально перестала визжать и проворно зажала себе рот рукой. Федор Федорович, ругая себя за дамский испуг, вновь шагнул в беседку. Марина замерла снаружи и зажмурилась, перестала зажимать рот и зажала уши. Высоко над головой шумел ветер. Неожиданно невидимый за белой решеткой Федор Тучков громко и отчетливо хмыкнул. Марина расслышала смешок даже сквозь зажатые уши. Она отняла руки от ушей и прислушалась, не решаясь заглянуть в беседку. Он ходил там, внутри, — скрипели половицы, и вся постройка ходила ходуном. Тут он внезапно выглянул и очутился прямо у нее перед носом. — А-а! — бодро воскликнул он, как будто не чаял ее здесь увидеть и теперь радуется, что все-таки увидел. — Хочешь посмотреть, в кого ваш Павлик целился из пистолета? |