Онлайн книга «Соло на ундервуде. Соло на IBM»
|
И для убедительности прибавил: «Галина Вишневская». Это подействовало даже на советских чиновников. Мой армянский дедушка был знаменит весьма суровым нравом. Даже на Кавказе его считали безумно вспыльчивым человеком. От любой мелочи дед приходил в ярость и страшным голосом кричал: «Абанамат!» Мама и ее сестры очень боялись дедушку. Таинственное слово «абанамат» приводило их в ужас. Значения этого слова мать так и не узнала до преклонных лет. Она рассказывала мне про деда. Четко выговаривала его любимое слово «абанамат», похожее на заклинание. Говорила, что не знает его смысла. А затем я вырос. Окончил школу. Поступил в университет. И лишь тогда вдруг понял, как расшифровать это слово. Однако маме не сказал. Зачем? Отправил я как-то рукопись в «литературную газету». Получил такой фантастический ответ: «Ваш рассказ нам очень понравился. Используем в апреле нынешнего года. Хотя надежды мало. С приветом – Цитриняк». Однажды я техреда Льва Захаровича назвал случайно Львом Абрамовичем. И тот вдруг смертельно обиделся. А я все думал, что же могло показаться ему столь уж оскорбительным? Наконец я понял ход его мыслей: «Сволочь! Моего отчества ты не запомнил. А запомнил только, гад, что я – еврей!..» Пожилой зэк рассказывал: – А сел я при таких обстоятельствах. Довелось мне быть врачом на корабле. Заходит как-то боцман. Жалуется на одышку и бессонницу. Раздевайтесь, говорю. Он разделся. Жирный такой, пузатый. Да, говорю, скверная у вас, милостливый государь, конституция, скверная… А этот дурак пошел и написал замполиту, что я ругал советскую конституцию. Театр абсурда. Пьеса: «В ожидании ГБ…» Один мой друг ухаживал за женщиной. Женщина была старше и опытнее его. Она была необычайно сексуальна и любвеобильна. Друг мой оказался с этой женщиной в гостях. Причем в огромной генеральской квартире. И ему предложили остаться ночевать. И женщина осталась с ним. Впервые они были наедине. И друг мой от радости напился. Очнулся голый на полу. Женщина презрительно сказала: – Мало того, что он не стоял. Он у тебя даже не лежал. Он валялся. Это было после разоблачения культа личности. Из лагерей вернулось множество писателей. В том числе уже немолодая Галина Серебрякова. Ей довелось выступать на одной литературной конференции. По ходу выступления она расстегнула кофту, демонстрируя следы тюремных истязаний. В ответ на что циничный Симонов заметил: – Вот если бы это проделала Ахмадулина… Впоследствии Серебрякова написала толстую книгу про Маркса. Осталась верна коммунистическим идеалам. С Ахмадулиной все не так просто. У режиссера Климова был номенклатурный папа. Член ЦК. О Климове говорили: – Хорошо быть левым, когда есть поддержка справа… Ольга Форш перелистывала жалобную книгу. Обнаружила такую запись: «В каше то и дело попадаются лесные насекомые. Недавно встретился мне за ужином жук-короед». – Как вы думаете, – спросила Форш, – это жалоба или благодарность? Это было в семидесятые годы. Булату Окуджаве исполнилось 50 лет. Он пребывал в немилости. «Литературная газета» его не поздравила. Я решил отправить незнакомому поэту телеграмму. Придумал нестандартный текст, а именно: «Будь здоров, школяр!» Так называлась одна его ранняя повесть. Через год мне удалось познакомиться с Окуджавой. И я напомнил ему о телеграмме. Я был уверен, что ее нестандартная форма запомнилась поэту. Выяснилось, что Окуджава получил в юбилейные дни более ста телеграмм. Восемьдесят пять из них гласили: «Будь здоров, школяр!» Министр культуры Фурцева беседовала с Рихтером. Стала жаловаться ему на Ростроповича: – Почему у Ростроповича на даче живет этот кошмарный Солженицын?! Безобразие! – Действительно, – поддакнул Рихтер, – безобразие! У них же тесно. Пускай Солженицын живет у меня… Как-то мне довелось беседовать со Шкловским. В ответ на мои идейные претензии Шкловский заметил: – Да, я не говорю читателям всей правды. И не потому, что боюсь. Я старый человек. У меня было три инфаркта. Мне нечего бояться. Однако я действительно не говорю всей правды. Потому что это бессмысленно… И затем он произнес дословно следующее: – Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки… Молодого Евтушенко представили Ахматовой. Евтушенко был в модном свитере и заграничном пиджаке. В нагрудном кармане поблескивала авторучка. Ахматова спросила: – А где ваша зубная щетка? Мой двоюродный брат Илья Костаков руководил небольшим танцевальным ансамблем. Играл в ресторане «Олень». Однажды зашли мы туда с приятелем. Сели обедать. В антракте Илья подсел к нам и говорит: – Завидую я вам, ребята. Едите, пьете, ухаживаете за женщинами, и для вас это радость. А для меня – суровые трудовые будни! Знаменитому артисту Константину Васильевичу Скоробогатову дали орден Ленина. В Пушкинском театре было торжественное собрание. Затем – банкет. Все произносили здравицы и тосты. Скоробогатов тоже произнес речь. Он сказал: – Вот как интересно получается. Сначала дали орден Николаю Константиновичу Черкасову. Затем – Николаю Константиновичу Симонову. И наконец мне, Константину Васильевичу Скоробогатову… Он помолчал и добавил: – Уж не в Константине ли тут дело? Писатель Уксусов: «Над городом поблескивает шпиль Адмиралтейства. Он увенчан фигурой ангела НАТУРАЛЬНОЙ величины». У того же автора: «Коза закричала нечеловеческим голосом…» Два плаката на автостраде с интервалом в километр. Первый: «Догоним и перегоним Америку…» Второй: «В узком месте не обгоняй!» Голявкин часто наведывался в рюмочную у Исаакиевского собора. Звонил оттуда жене. Жена его спрашивала: – Где ты находишься? – Да так, у Исаакиевского собора. Однажды жена не выдержала: – Что ты делаешь у Исаакиевского собора?! Подумаешь – Монферран! Панфилов был генеральным директором объединения «ЛОМО». Слыл человеком грубым, резким, но отзывчивым. Рабочие часто обращались к нему с просьбами и жалобами. И вот он получает конверт. Достает оттуда лист наждачной бумаги. На обратной стороне заявление – прошу, мол, дать квартиру. И подпись – «рабочий Фоменко». |