Онлайн книга «После любви»
|
– Приехали. Это здесь. – Где. – Видишь здание? – Я вижу самый обыкновенный сарай. – Даже сюрреалистический тент ни в чем меня не убеждает. – Это он. Кооператив по производству масла аргано. – Ив нем кто-то есть? – Несколько женщин. Вдовы и жены, брошенные мужьями. Некоторые живут здесь постоянно. – И здесь же работают? – Да. – Не хотела бы я… – Поверь, это место намного лучше, чем то, в котором ты была. – В голосе Доминика звучит мягкая укоризна. – Прости… Я действительно совсем ополоумела: после пытки тюремной камерой позволяю себе капризничать, кобениться и перебирать харчами, как сказали бы мои питерские друзья. Пристыженная, я выхожу в ночь следом за Домиником. Прежде чем направиться к амбару, он вынимает из багажника небольшую спортивную сумку. – Здесь твои вещи, Сашa. – Спасибо. – Все, что удалось собрать. К сожалению, они изъяли фотографии. – Черт с ними. – И кое-что из вещей. Но все остальное я привез… Тихо переговариваясь, мы подходим к двери, чудесным образом вырисовавшейся в глухой стене. Приходится признать: амбар я недооценила. Такие двери сопутствуют борделям и кокаиновым гасиендам в самом сердце колумбийских джунглей. Такие двери я видела только в кино про карточных шулеров, наркотрафик и бандитские разборки в маленьком Токио (Чикаго, Сингапуре). Они обиты толстыми полосами железа, а середину украшает импровизированный датчик фэйс-контроля – дверца в дверце, на уровне глаз. Сейчас она наглухо закрыта. Прежде чем постучать, Доминик в спешном порядке инструктирует меня: – Девушку, которая тебя встретит, зовут Сальма. Она единственная, кто говорит по-французски. Обращайся к ней без стеснения, она тебе поможет. – В чем? – Ну… мало ли какие вопросы могут возникнуть у девушек, – смущается толстяк. В другое время я бы обязательно довела эту тему до абсурда и вогнала бы несчастного Доминика в краску, он все-таки очень мил. И по-детски непосредствен. Мой Доминик. – Спасибо тебе за все. Я обнимаю Доминика и неловко целую его в подбородок. – Ну что ты… Не слишком-то он обрадовался проявлению чувств и даже отстранился от меня – чуть более поспешно, чем следовало бы. – Правда, спасибо. Ты мой единственный друг… – Все в порядке, Сашa. Все самое худшее позади. – Кстати, тебе идет этот одеколон. Два коротких стука. Пауза. Три длинных стука. Пауза. И снова – два коротких стука. И снова – три длинных. Окошко в двери распахивается, и – прямо из темноты – к нам навстречу выплывают два диковатых влажных глаза. – Бонсуар, Сальма. – Бонсуар, месье. Сальма не тратит время на разговоры, она тотчас же захлопывает окошко и принимается отпирать засовы. Я насчитала по меньшей мере четыре, попасть в скромный сельский кооператив не легче, чем в хранилище крупного банка. – Ты не зайдешь? – быстрым шепотом спрашиваю я у Доминика. – Нет. Мне нужно возвращаться в город. Я приеду завтра. – Тогда до завтра. – Да. – Будь осторожен. Мелодраматического эффекта избежать не удалось, хотя я всего лишь хотела сказать: не стоит превышать скорость, Доминик, дороги здесь не слишком надежны, уж я-то знаю. Впрочем, кем бы ни был мужчина, привезший меня в кооператив по производству аргонного масла, кем бы ни был новый Доминик, скорости он не превысит. Уж я-то знаю. Дверь приоткрывается ровно настолько, чтобы я могла проскользнуть в образовавшуюся щель, и снова захлопывается. Пока Сальма возится с засовами (ну и работенка, черт возьми!), я разглядываю открывшийся мне небольшой двор. Ничего выдающегося. Каменная плитка, длинный – во всю длину двора – навес, крытый тростником; три кованых напольных светильника, из которых время от времени вылетают снопы искр, затемненный проход в глубину. Умывальник, вмонтированный прямо в стену, выложен мозаикой, – и это самая яркая, самая помпезная деталь интерьера. – Бонсуар, мадам. – Лишившись Доминика, Сальма переносит залп ночной вежливости на меня. – Бонсуар. – Идемте, я покажу вам вашу комнату. Как я и предполагала, мы движемся в глубину двора, Сальма идет впереди меня, высоко подняв над собой лампу – точную (хотя и уменьшенную) копию напольных светильников: та же ковка, тот же изощренный металлический узор, даже одинокие искры вылетают из нее по сходной траектории. Два раза свернув направо, один – налево и пройдя мимо стены со множеством дверей, Сальма останавливается в тупике. Дверь, которая выходит в него, – единственная. – Мы пришли. Не «Риц» и не «Амбассадор». Да. Мое временное жилище представляет собой крохотную комнатушку с обычными для Марокко глинобитными стенами. В углу стоит деревянный топчан, покрытый тонким цветастым ковром, а левая стена комнаты занята множеством поднимающихся к потолку полок. Банки, бутылки, пузырьки, флаконы, небольшие пластмассовые канистры – вот и все их содержимое. – Мы храним здесь масло – объясняет Сальма, совершенно неприкрыто пожирая меня глазами. – Я поняла. Ей не больше двадцати, она грациозна, темноволоса, темноглаза, с лицом слишком открытым, слишком страстным для марокканки и… она вовсе не собирается уходить! – Кувшин с водой и полотенце в углу. Вы можете помыться, если захотите. – Спасибо. – Принести вам поесть? – Не стоит. Я не голодна. – Я оставлю вам лампу. – Спасибо, Сальма. Глаза Сальмы мечутся в поисках зацепки, крючка, каменистой бухты, где можно бросить якорь, – напрасный труд: стены слишком гладки, банки и бутылки слишком хрупки, у нее нет никакого – решительно никакого! – повода, чтобы остаться. Хотя бы еще на минуту. – Вы что-то хотели, Сальма? – Да. Я хотела бы, чтобы со мной произошло что-нибудь необычное. – Ас вами до сих пор ничего не происходило? – Я не должна позволять ей втянуть себя в разговор – и все же позволяю. – Ничего. Ровным счетом ничего. Не то что с вами. – С чего вы взяли, что со мной произошло что-то необычное? – Иначе вы не были бы здесь, – делает вполне логический вывод Сальма. – Год назад здесь, в этой комнате… Уже жил один человек. Недолго. Один день и две ночи. |