
Онлайн книга «После любви»
– Карта тоже не нужна. – Но… – Не волнуйтесь, мадемуазель. В Этом городе вы всегда попадете туда, куда вам необходимо попасть. Пусть даже кружным путем. – А если я не знаю, куда именно мне нужно попасть? – Все равно – попадете. Ценная мысль. Во всяком случае, она стоит того, чтобы ее запомнить. – Вы очень интересный человек, мсье. – Я отвешиваю Фиделю неуклюжий, состряпанный на скорую руку комплимент. – Ну что вы… Простоя очень давно живу… – …очень давно живете в Этом городе. Понимаю. – Хотите кофе? Странно, что он не предложил чай. Помнится, арабско-французский перевертыш дядюшка Иса начинал именно с чая. – Это входит в стоимость покупки? – Если вы приобретаете больше чем одну книгу, – то да. – А если нет? – Если нет – я угощу вас кофе просто так. – Именно меня? – Сюда редко кто заходит, мадемуазель. Бывают дни, когда я не слышу человеческого голоса. Люди совсем перестали читать. И это печально. Очень печально. – В Париже нельзя грустить, – мягко напоминаю я. – Вы усвоили урок, прилежная мадемуазель. – Старик в шутку грозит мне пальцем. – Но когда я говорил об этом, то имел в виду только молодых и очень молодых людей. Тех, кто не читает книг. Книги – еще один повод для грусти… – Почему? – Потому что жизнь в них так прекрасна и трагична, какой никогда не бывает в действительности. Потому что жизнь в них недостижима. А опыт, который они нам несут, непостижим. Неумение воспользоваться опытом – разве не печально? – По-моему, неумение воспользоваться опытом – прекрасно. – Вы рассуждаете как очень молодой человек. – Я рассуждаю как человек, который собирается приобрести книгу о китах и дельфинах. А их опыт вряд ли мне пригодится. Старик симпатичен мне, я – приятна старику, мы оба улыбаемся друг другу совершенно искренне, за стендом с путеводителями обнаружилось прелестное местечко: низкий стол и две таких же низких скамейки, обитых потрескавшейся от времени кожей. Пока я изучаю рисунок трещин на коже, старик скрывается за пологом из плотной плюшевой ткани и уже оттуда кричит мне: – Вы будете кофе с сахаром? – Если можно… Я ожидала совсем другого кофе – настоящего, с терпким ароматом: в духе мимолетного знакомства, которое (по прошествии времени) оказывается судьбоносным. Но принесенная стариком темно-коричневая жидкость отдает желудями, так что наличие в ней сахара можно считать спасением. Еще одно несомненное достоинство кофейной бурды – она горяча. – Кофе, правда, не очень хороший, – запоздало оправдывается старик. – Хемингуэя он бы вряд ли вдохновил. – Но вы ведь не Хемингуэй? – Нет. Мне легко признаться в том, что я – не Хемингуэй, не Генри Миллер и не Сара Джессика Паркер, мне вообще – легко, впервые за четыре часа пребывания в Этом городе. Все из-за старика, из-за его манеры улыбаться сквозь бороду; улыбка похожа на бледную луну, она путается в ветках заснеженного леса. Я не в состоянии представить состарившегося Фиделя молодым и полным сил – из того времени, когда борода была черной как смоль и сражала наповал соратниц по борьбе. Поэтому в кофе, который принес старик, нет никаких подтекстов, это – кофе и больше ничего. – …А кто вы? – Я? Иностранка в Париже. – В молодости я видел множество таких женщин. Они везде были иностранками, не только в Париже. – Где же еще? – Да где угодно. В любви, в постели, на пикнике, в читальном зале библиотеки, в просмотровом зале синематеки, в вагоне подземки, в салоне автомобиля… Потом их стало меньше, а потом они исчезли совсем. – Все до единой? – Да. – Почему? – Я постарел. Только и всего. И женщины больше не кажутся мне иностранками. У меня нет желания изучать их язык. А им даже не придет в голову разговаривать на моем. – Это грустно. – Это старость. Откуда вы приехали? – Из Марокко. – Тогда зачем вам путеводитель по Марокко? – Я скучаю по дому. – Этот город живо вас развеселит. – Не думаю. – Там, наверное, очень жарко – в Марокко? – Там все по-другому. – У меня дома есть деревянная шкатулка из Марокко. Я храню в ней счета. Когда-то в молодости ее подарила мне одна иностранка. – Иностранка в вагоне подземки или иностранка на пикнике? – Иностранка в любви. А до постели дело не дошло. Жизнь в Марокко не слишком весела? – Там все по-другому, потому и жизнь другая. – Зачем же вы приехали сюда, если так скучаете по дому? – Мне предложили работу в Париже. Останутся ли в силе наши договоренности с Алексом Гринблатом – неизвестно. Особенно теперь, когда Саши Вяземской больше не существует в природе. Русской Саши, Алекс не раздавал мне понять, что его интересует «русская Сашa». – О-о, я поздравляю вас. Немногие получают предложение работать в Париже. – Это можно считать большим выигрышем? – Несомненно. – Наверное, вы правы. – Книга о китах и дельфинах действительно вас интересует? – Очень. – Тогда я бы хотел подарить ее вам. – Очень мило. Я тронута. Но… – Стоит она недорого, поверьте. Никакого ущерба магазину такой подарок не нанесет. – Спасибо. Вы живете здесь давно? – Всю жизнь. – Должно быть, хорошо знаете Париж? – Никто не может хорошо знать Париж. Он – как женщина. – Как иностранка? – Да. Но если вам необходимо какое-то конкретное место… – Пожалуй. Кафе «Саппое Rose». – Кафе? – Может, это пивной бар. Или спортивный бар. Или бистро. Или центр, где торгуют со скидками. Не могу сказать точно. Я вовсе не собиралась расспрашивать старика о кафе, существование которого подтверждает лишь картонка от спичек, да и зачем мне это кафе? Чтобы встретить в нем убийцу Фрэнки. Чистое безумие. С чего я взяла, что убийца Фрэнки обязательно бывает там? Что, если там бывал сам Фрэнки или люди, которые знают Фрэнки? все зависит от того, кто именно подбросил картонку ко мне в сумочку. Все зависит от того, в каком именно городе находится чертово кафе (пивной бар, спортивный бар, место дисконтного паломничества домохозяек). Тройки и семерки в номере телефона интернациональны, код страны я не разглядела, так что «Саппое Rose» может торговать пивом, виски и безалкогольным коктейлем «Папагайо» где угодно, даже в камбоджийских джунглях, даже в мексиканском штате Юкатан. |