Онлайн книга «Анук, mon amour…»
|
– Эти события касались моего проекта. А все, что касается моих проектов, я помню в деталях. Человеческая память избирательна, Бланшар. Память художника – тем более. Я не помню, что ел вчера на обед, но могу с точностью сказать, в чем была Хлоя Кассини на открытии моей первой персональной выставки десять лет назад. Вы, конечно, понятия не имеете об этом романтическом вампире – Хлое Кассини… Об этом вурдалаке с лицом прихожанки Эфиопской баптистской церкви. Когда-то она была супермоделью, потом вышла замуж за полудурка-регбиста Мориса Дюссолье… – Того самого, который отсидел за непредумышленное убийство своей первой жены? – Хлоя была третьей, но и ей он умудрился пересчитать все зубы. – И в чем же она была на открытии вашей первой персональной выставки десять лет назад? – Платьишко-футляр с говенными психоделическими узорами в стиле Пуччи, тогда было модно бегство в шестидесятые… такой, знаете ли, копеечный эскапизм… – Лихо. А в ваше отсутствие Ги не наведывался к Руфусу тем июлем? – Руфус обязательно бы мне сказал. Я сам пропадал там целыми сутками. Нет, тот его визит был единственным. – Он был на вашей выставке? – Вы имеете в виду «Завтраки с Руфусом»? – Да. – Лично я там его не заметил. Да и сами работы провисели в этом рассаднике лицемерия чуть больше тридцати шести часов. – Значит, он не видел всей коллекции? – Почему же… Он был здесь, когда я готовил коллекцию. Здесь, в студии. За день до того, как она должна была официально открыться. Я как раз упаковывал листы. Все пятнадцать. Пятнадцать мертвых в ролях пятнадцати великих. – И тоже мертвых. – Большей частью. – Были и символы. – Вы о Марианне? – И о ней в частности. – Далась вам эта Марианна… Что-что, а уж символы мертвы изначально. – Что сказал Ги о коллекции? – Ничего. Он просто смотрел на нее. – Так, как смотрят в окно? – Да. – И не единого комментария? – Это был понедельник, Бланшар. Первый понедельник месяца. Мы пили вино и молчали. Это был понедельник. К сожалению. – Почему – к сожалению? – Мне было интересно, что скажет Ги. Мне было особенно интересно, что скажет Ги… – Почему? – Долго объяснять. – Но вы могли поговорить о работах потом… Вы же встречались и на нейтральной территории… В офисе «Савати Мустаки»… – Мы не встречались. Или почти не встречались. Ги как раз был занят этой своей парфюмерной затеей. Он как-то вообще исчез с горизонта. – Он перестал приходить к вам в студию по понедельникам? – Нет. Приходить он не перестал. – Но и ритуала никто из вас не нарушил? – Опять в точку, Бланшар. Вы опять попали в точку. Ритуалы нужны людям, чтобы почувствовать собственную значительность. – Мертвая вещь – ритуал. – Мертвее только символы. – А вам не показалось странным, что ничем не примечательный манекенщик Ги Кутарба вдруг так резко переквалифицировался в парфюмеры? – У меня своих странностей полно, так что к странностям других людей я отношусь с пониманием. – И все-таки… – Я никогда над этим голову не ломал. Но если бы меня спросили… – Вот я и спрашиваю. – …если бы меня спросили, я бы сказал, что без мадам Сават тут не обошлось. Это ведь Мари-Кристин привела под уздцы того девятнадцатилетнего мальчишку… Как же его… Маджонг. Нуда, Маджонг. – Странное имя. – Не имя – кличка. Есть еще другие: Четыре Бамбука, Фацай, Северный Ветер… И еще с десяток наберется. – Не слишком ли много кличек для девятнадцатилетнего сопляка? – Не слишком. Вы просто никогда не играли в настольные восточные игры, Бланшар. – А вы? – Я тоже. – Расскажите-ка мне об этом парне. Недоучившийся химик с тинейджерской страстью к онанизму, злобный хорек – глаза вовнутрь… Ходили слухи, что в свободное от лекций время он занимался экспериментами по синтезу наркотиков… Не напрягайтесь, Бланшар, эти слухи он сам же и распускал. Так что когда Ги пришел к Мари-Кристин с безумной идеей по созданию собственной парфюмерной линии – тут-то Маджонг и сгодился. – Где же она его отыскала? – Порылась в собственной высоколобой родне и вытащила самого никудышного. Маджонг давно отирался в Париже и время от времени клянчил у мадам Сават деньги. – Вы хорошо осведомлены, Гаэтано. – Я делал портфолио для его девушки. Тоже азиатки, между прочим. Невинная крошка так мечтала стать моделью, что даже мне предложила перепихнуться. – А вы? – Опыта с детской порнографией мне хватило за глаза. – Неужели никого более серьезного, чем какой-то недоучившийся химик, не нашлось? –Думаю, поначалу Мари-Кристин отнеслась к затее Ги несерьезно. Как к блажи. Но кто же знал, что все потом так обернется? – Потом, когда все так обернулось… мальчишка все равно остался при Ги? – Да. Он один из тех, кто там заправляет. – Почему? – Он все-таки химик… – Недоучившийся. – Разве это имеет значение? В любом деле главное – пара-тройка базовых навыков. А знание тонкостей приходит с опытом. Говорят – Маджонг талантлив. – А Ги? – Ги – темная лошадка… – Объясните. Он брюнет. Классический мачо. Ничего особенного ему делать не нужно, нужно лишь время от времени менять кожаный жилет на твидовый пиджак. При желании он мог сделать культом даже запах собственного пота. – Вы ведь так не думаете. Вы ведь не думаете, что дело только в этом. – Неважно, что я думаю. Он ввязался в новое дело и выиграл. Там, где выигрывают немногие. Дело ведь не в его духах. Сколько их создано в разное время разными людьми… И они мало чем отличаются друг от друга, уж поверьте. Чуть больше мяты, чуть больше бергамота – значения не имеет. – А что имеет? Объясните дилетанту. – Обоняние развито у людей далеко не так сильно, как воображение. Я уж не говорю о мелочном тщеславии на каждый день. И тщеславии покрупнее – для выходных и религиозных праздников. Я уж не говорю о сексуальности – все просто одержимы своей собственной дерьмовой сексуальностью. Людей не надо ни в чем убеждать – им просто нужно польстить. Укрепить их в иллюзии собственной исключительности, но при этом дать возможность быть узнанным, затеряться в толпе себе подобных. И если ты понял, как это сделать, – все, считай, что весь миру тебя в кармане. |