
Онлайн книга «Анук, mon amour…»
– Почему? Он поделился с вами своей настороженностью? – Нет. Я просто имел возможность наблюдать ее. – Где? В лифте? – Ну что вы! Чуть позже, несколько дней спустя, если быть точным. Когда мы вместе с Ги осматривали букинистический. – Зачем вы его осматривали? – Как же – зачем? Договор был на стадии подписания – самое время взглянуть в глаза такому ценному приобретению, как магазин. – Опишите мне ее. – Кого? – Эту чертову книжную лавку. – Вы же видели ее… как вы утверждаете. – Опишите. – Хорошо. Два этажа, собственно магазин занимает первый этаж. Есть еще второй, с жилыми комнатами. Их три, не считая небольшой кухни, двери выходят в одну из галерей. Галереи идут по периметру всего этажа, вдоль стеллажей – их тоже можно считать продолжением магазина. В центре – холл, и к нему ведет подобие галерей… Небольшие такие мостики с перилами. – И все? – Все. – По-моему, вы кое-что забыли, мсье Перссон. – Что именно? – Внутренний дворик. В него можно попасть, если пройдешь через подсобку первого этажа. – А-а, вы об этом… ну какой же это внутренний дворик, помилуйте/ Так, архитектурная нелепость. Недоразумение. В него можно попасть, если пройдешь через подсобку первого этажа. Никакими другими путями до него не добраться. Разве что спуститься сверху, со стен. Но для этого надо быть как минимум альпинистом и иметь соответствующее снаряжение. Сколько окон выходят во дворик? Учитывая все четыре стены, его окружающие… – Откуда же мне знать? – Вы ведь агент, мсье Перссон. И наверняка хорошо изучили все особенности продаваемого объекта. – Мне бы и в голову не пришло назвать внутренним двориком этот каменный мешок… – Пять на семь метров – итого еще тридцать пять квадратов к заявленным двум сотням. Не слишком ли просторно для каменного мешка, а? – Но… – Пара клумб. Дерево. Платан. Поправьте меня, если я ошибся. – Не платан. Пиния. – Вот видите. Пиния. Хорошо, что вы разбираетесь в деревьях. – Я не разбираюсь в деревьях, к тому же это давно засохло. А пинию признал в нем Ги. – Какой разносторонне образованный молодой человек! Тут тебе и Диллинджер, и Жанна Моро с «Лифтом на эшафот», и пиния… – Вспомнил! – Что еще вы вспомнили? – Лино Вентура. Это он играл главную мужскую роль. Главную женскую играла Жанна Моро, а главную мужскую – Лино Вентура. Моя жена как-то сказала мне… много лет назад… что в зрелые годы я буду похож: на Лино Вентуру. – Не очень-то вы на него похожи, если честно. – Я знаю. Я рано полысел, увы… Если уж я на кого-то и похож: – так на Мишеля Пикколи. Вы не находите, мсье Бланшар? – Может быть. Я плохо помню Мишеля Пикколи. – Конечно, вы человек совсем другого поколения. И у вас другие кумиры. – У меня нет кумиров. – Да-да, я понимаю… Вы не из тех, кто может насвистеть: «Возвращайся к нам опять, Джимми Дин, Джимми Дин»… – Лучше вернемся к внутреннему дворику. И к мсье Кутарба, признавшему в засохшем дереве… как ее?.. – Пинию. – Именно. – Он расчувствовался – Ги. Когда увидел это дерево. Сказал, что оно напоминает ему детство. – Пиния? – Да. Что неподалеку от его дома была пиниевая роща. Он так искренне это сказал, с такой светлой грустью… Я сразу вспомнил одного своего клиента, купившего дом в Понтуазе… – Оставим в покое Понтуаз. – Вы не поняли, мсье Бланшар. Пиния была мертва, отсюда и грусть. – Диллинджер мертв, пиния мертва… Это вы показали Ги внутренний дворик? – Собственно… Я хотел провести Ги по второму этажу, мы даже поднялись на один лестничный пролет… – И что? – Пришлось остановиться на площадке. Мне показалось, что в какой-то момент Ги раздумал подниматься. – Сказалось, как вы изволили выразиться, его настороженное отношение к лестницам? – Возможно. Во всяком случае, он сосредоточился на картине в простенке. Несколько минут ее разглядывал. – Что за картина? – Вы должны были ее заметить, если были в букинистическом. Какой-то средневековый сюжет под стеклом. Мне показалось, что Ги уже знаком с ним. – Почему вам так показалось, мсье Перссон? – Он знал, кто именно изображен на картине. Святой Мартин, не самое распространенное имя святого, не так ли? Он знал и название сюжета – «Милосердие святого Мартина». – Ну и что? – Ничего особенного, конечно. Это всего лишь вопрос эрудиции. Вот только… Картина осталась от прошлых хозяев, так же, как и афиша Французской Синематеки. И стекло на ней было покрыто толстым слоем пыли. Для того чтобы разглядеть ее, мне пришлось погубить свой собственный носовой платок. Я протер им стекло. – Ну и что? – Ничего особенного, конечно. Но Ги сказал мне о Мартине еще до того, как я вытащил носовой платок. Он не мог видеть картины, он мог только вспомнить ее. – И вас это не удивило? – На долю секунды, не более. Ги ведь не скрывал, что бывал здесь. Возможно, даже в детстве… – Смею вас уверить, мсье Перссон, детство Ги Кутарба прошло вдалеке не только от Парижа, но и от Франции. – Значит, он посетил букинистический позже. – Несомненно, позже. И не исключено, что именно в то самое время, когда от магазина остались одни воспоминания. Вопрос в другом – как он туда попал. – Спросите об этом у него самого. – Обязательно спрошу. Как вы думаете, почему засохла пиния во внутреннем дворике? Ги объяснил это отсутствием солнечного света. Пиния ведь солнцелюбивое дерево, а света там явно не хватало. Каменный мешок и есть, мсье Бланшар. – Так сколько окон туда выходят? – Во внутренний дворик? – Да. – Честно говоря, я не помню. Кажется, одно-единственное: на противоположной, северной стене, на уровне примерно третьего этажа. – Одно-единственное? – Еще одно окно – на восточной – заложено кирпичами. Старая кладка. |