Онлайн книга «Анук, mon amour…»
|
– Там останавливалась Гарбо. – Гарбо? – Грета Гарбо, великая актриса. Отец был без ума от Джуди Гарланд, а маме всегда нравилась Гарбо. – И поэтому она отправилась рожать в этот самый… «Теплый воздух»? – Нет, не поэтому. Она и не собиралась рожать, я сам настоял. – Как это – настояли? – Родился семимесячным. Отель, где останавливалась великая Грета, разве я мог такое пропустить? – Действительно, не могли. – Ладно, это просто шутка. Не насчет Греты, не насчет отеля – насчет меня… Вы могли бы поджечь спичкой богомола? – Какого богомола? – Живого. Богомола или кузнечика – неважно… Ухватить за лапки и поджечь. – Не знаю. Вряд ли. – А она могла. – Кто? – Грета Гарбо. Она могла годами одеваться в ближайшем к дому магазине готового платья: только потому, что он – ближайший. – Это делало ее великой? – Это делало ее не такой, как все. Быть не таким, как все, еще труднее, чем стать великим, разве нет? – Никогда над этим не задумывался… Значит, вы поклонник таланта Греты Гарбо, как и ваша почтенная мамаша? – Можно сказать и так, хотя я не видел ни одного фильма с ее участием. – Здорово. – Нет, на то, как она поджигает спичкой живого кузнечика, я бы посмотрел. – Я бы тоже… Значит, вы променяли девушку на работу. – Мне нравится моя работа. И я дорожу этим местом. Если бы я оставил его, я потерял бы и жилье. – Жилье? – Ну да. Я живу при «Ламартин Опера», очень удобно. Никаких затрат на транспорт. И на многое другое тоже. – На что, например? – Ну, скажем, на путешествия. Сидишь себе за стойкой, а какие-нибудь Филиппины… или Гонконг сами плывут тебе в руки. Некоторые постояльцы останавливаются у нас не по одному разу. И тогда они специально привозят маленькие сувениры для меня. – Вы просите их об этом? – Нет, конечно же, нет. Это их личная инициатива. Да и сувениры недорогие. Пустячки, милые вещицы, таких полно в любой лавке при любом вокзале… Ничего не стоит купить их перед посадкой, разве что пару минут потеряешь. И пару монет. Да, вот еще что. Монеты. – Монеты? – У меня много монет. Все дарят мне монеты. Мелкие монеты с рыбами, утконосами, галерами, буйволами, с астролябиями и английской королевой… Иногда попадаются очень забавные экземпляры. – И зачем вам монеты? – Чтобы смотреть на них. Для чего же еще… – Ясно. О-Сими Томомори тоже вам что-то презентовала? – Хорошее отношение. Она была добра ко мне. – В чем это выражалось? – Мы болтали. – Болтать – это по меньшей мере бегло разговаривать, если я правильно понимаю. Ваш английский… и тем более японский… так хороши? – Хотите проверить? – Нет. Значит, она рассказывала вам о своем возлюбленном. С чего бы это она так с вами откровенничала? С вами, ночным портье? – Ее мучила бессонница. Ее мучило чувство, а это даже хуже бессонницы. – Почему же оно ее мучило? Это было безответное чувство? – Безответно влюбленной она не выглядела. Нет, чувство не было безответным, это-то и заставляло ее немного грустить. – Странно. – Ничего странного. Она была из тех, кто уже в самом начале думает о конце. Ну, знаете, о том, что будешь делать, когда тебя бросят. – И что она собиралась делать? – Вы не поверите. Она собиралась купить себе сапоги на шпильках. На высоченных шпильках, так она и сказала: «Куплю себе сапоги на высоченных шпильках и все забуду». – А что делаете вы, когда вас бросают? – А вы? – Напиваюсь. Но вообще-то я первый спросил. – Я складываю монеты. Это довольно сложные построения, уложить больше сорока монет еще ни разу не удалось. Но однажды получилась пагода. Как раз в ту ночь, когда мадемуазель О-Сими впервые понадобилось снотворное. – И она увидела вашу пагоду? – Она сразу поняла, что это – пагода. Вы бы наверняка приняли сложенные монеты за что-нибудь другое. – Почему? Я знаю, что такое пагода. – Вы бы наверняка увидели бы что-нибудь другое – вот что я хотел сказать… – Может быть. Так что мадемуазель О-Сими рассказала вам о своем возлюбленном? – Немного. В основном она рассказывала о себе. И о том, что чувствует к этому испанцу. Да, само чувство занимало ее гораздо больше… – Вы сказали – испанцу? О-Сими… Мадемуазель О-Сими была влюблена в испанца. Она даже имя его называла. Сейчас… Кристобалъ. Да. Кристобаль. – Имя действительно испанское. – Вот видите. Он и был испанцем. – Он когда-нибудь приходил в отель? – Да. Несколько раз. – И оставался на ночь? – М-м… Да. Меня ведь уже спрашивали об этом. Полтора года назад. – Как часто он оставался? – Все те несколько раз, которые приходил. За исключением первого. Первый раз он пришел… пятнадцатого… Да, пятнадцатого мая, днем. Он искал мадемуазель О-Сими. – Днем? Вы же ночной портье. – Я подменял напарника. В тот день он неважно себя чувствовал и позвонил сюда. Так что я остался еще на одну смену. – Вы так хорошо запомнили дату? – Вы бы тоже запомнили, если бы это был ваш собственный день рождения. – Так это был ваш день рождения? – Да. И как раз накануне меня бросила девушка. Так что почему бы мне не запомнить дату, а?.. – Та самая девушка, которую вы променяли на работу в «Ламартин Опера»? – Другая. Но со сходными претензиями… Испанец заявился днем, сказал, что ищет мадемуазель О-Сими. Ее не было в номере, и он оставил ей записку. Вернее, сначала он решил подождать ее, ноя сообщил ему, что так скоро мадемуазель не появится. Что в лучшем случае ждать придется до вечера. И тогда он оставил записку. – Что было потом? – Ничего. Я передал записку той, кому она предназначалась. – Что было в записке? – Откуда же мне знать? Думаю, он назначил ей встречу. Пригласил на свидание. |