Онлайн книга «Анук, mon amour…»
|
– А кто? – Тот, кто может удержаться на воде. Козерог. Которого изображают в гороскопах. С рыбьим хвостом вместо задних ног… – Кто-нибудь еще видел, как мадемуазель О-Сими покидала гостиницу вместе со своим приятелем в ночь на двадцать третье мая? – Не знаю. Не думаю. Во всяком случае, той ночью я был в холле «Ламартин Опера» один. Мадемуазель О-Сими сдала ключ и пожелала мне спокойной ночи. – И все? – Нет. Мадемуазель сдала ключ, пожелала мне спокойной ночи и улыбнулась. – А ее приятель? – Он не стал ждать, пока мадемуазель закончит дела у стойки, сразу прошел к выходу. – Значит, некоторое время вы и мадемуазель О-Сими находились наедине? – Секунд тридцать, не больше. – Но их вполне хватило бы, чтобы поделиться с ней своими нехорошими предчувствиями, не так ли? Сказать ей что-то вроде: «Эй, милашка, будь осторожна, от этого типа можно ждать чего угодно, включая неприятности». Вы ведь симпатизировали ей. – Симпатизировал. Но кто же станет слушать ночного портье захудалой гостиницы? Это все равно, что слушать шум сливного бачка, – занятие малопочтенное. – Н-да… И больше вы не видели О-Сими Томомори? После того, как она сдала ключ? – Нет, не видел. Поначалу я даже не придал этому значения. – И испанец больше не приходил в гостиницу? – Нет. Но спустя несколько дней появилась ее подруга, тоже японка, только гораздо более эксцентричная. Она разыскивала мадемуазель. Об этом вам лучше поговорить с моим сменщиком, именно он с ней беседовал. Он-то мне все и рассказал, сам я подругу мадемуазель О-Сими не видел. – А почему он решил с вами этим поделиться, ваш сменщик? – Вы так до сих пор и не поняли, инспектор? В «Ламартин Опера» никогда ничего не случалось, и вот, пожалуйста, пропал человек… Целое событие, правда? – Но ведь не в самой же гостинице он пропал. Не из запертого изнутри номера… – Неважно. Хотя я знаю пару отелей, где люди пропадали из запертых изнутри номеров. Или выходили на черную лестницу, чтобы никогда больше не вернуться. Терялись в коридорах, как теряются в джунглях Амазонки. – А вы были в джунглях Амазонки? – Нет. Но у меня есть монета в пять бразильских крузейро – с двумя попугаями. И еще одна – перуанский сол с ламой. – Ценное приобретение. Адреса отелей, где пропадают люди, спишете? – Нет. На такие отели всегда натыкаешься случайно, особенно когда долго путешествуешь. С моими родителями именно так и произошло. Оба они были заядлыми путешественниками, даже дом не посчитали нужным завести. Л наши встречи вообще можно было по пальцам пересчитать. Они исчезли пять лет назад, мне едва исполнилось семнадцать. – Хотите сказать – они исчезли в одном из отелей? Надеюсь, это был не… как его… «Теплый воздух»? – Нет. Европа здесь ни при чем. Во всяком случае, последняя открытка, которую я получил, имела токийский штемпель. – Я мог бы догадаться… – Мама как раз описывала один такой отель. С лисами-оборотнями на должности горничных. И номерами, захлопывающимися, как мышеловки. – И вы не отправились на поиски родителей? – Зачем? Они были путешественниками и знали, на что идут. А путешественники, в отличие от туристов, иногда не возвращаются, как сказано в одной умной книге. – Мадемуазель О-Сими Томомори была туристкой, и тоже не вернулась. Но это так, к слову. В ту ночь… На двадцать третье мая… вы не покидали гостиницы? – С какой стати мне нужно было покидать гостиницу? – Вы опять нервничаете. – И не думаю нервничать… – А кто-нибудь из постояльцев вас вызывал? – Нет. Ночь была спокойной. У нас ведь небольшой отель. – Ясно. – Что-нибудь еще вас интересует? – Да. Где жил малыш Эрве, пока его родители так оголтело путешествовали по всему свету? – У дяди, маминого брата. У него был небольшой пансион в Лионе, пристанище для старых дев – любительниц английского детектива и игры в баккара. Впрочем, почему был? Он и сейчас есть. – И когда же вы покинули это богоугодное заведение? – Когда мне исполнилось семнадцать. Когда я узнал об исчезновении родителей. Когда мне наскучило играть в баккара. – И прямиком в Париж? – Да. – И прямиком в «Ламартин Опера»? – Да. Хозяин отеля – старинный дядин приятель. Так что можно сказать, что в «Ламартин Опера» я поступил по рекомендации. – И вам никогда не хотелось узнать, что же на самом деле случилось с вашими родителями? – Для этого нужно было как минимум отправиться в Японию. – Понятно. А у вас на это не было средств. – Даже если бы они были… Я все равно не смог бы уехать. – Почему? Ведь вам так нравится Япония. – Все дело в моей болезни. У меня очень редкая болезнь, господин инспектор. Она причиняет массу неудобств, но если правильно ей распорядиться… – И что же это за болезнь? – Яне выношу солнечный свет. Яркий дневной мне тоже противопоказан, но в малых дозах это еще можно было бы пережить. А вот прямые солнечные лучи для меня – верная смерть. – Сочувствую. – Ничего, я привык. В этом даже есть свои преимущества. – Разве? – Сумерки, господин инспектор. Вечные сумерки. Л в сумерках сердце этого жестокого мира смягчается. В сумерках он выглядит именно таким, каким ты хочешь его увидеть. В сумерках гораздо больше оттенков. В сумерках гораздо проще признаться в любви, убить или приготовить салат… Вы нашли мадемуазель О-Сими? – Да. – Я прав и ничего хорошего с ней не случилось? – Да. – А испанец? Вы нашли испанца? Поговорили с ним?.. – Странный плакат, вы не находите? – Где? – У вас за спиной. – А-а, этот… Реклама ускоренных курсов разговорного французского. Он висит здесь бог весть сколько, я и забыл о нем. – «Сосны, моя девочка, покрыты иголками», надо же. Глупее лозунга для рекламы и не придумаешь. – Вы – сто девяносто третий человек, который сказал мне об этом. Я могу быть еще чем-нибудь полезен? – Думаю, я услышал все, что хотел. Спасибо, мсье… |