
Онлайн книга «Илиада»
Мулами в крепкоколесной повозке и чтобы обратно В город привез мертвеца, убитого сыном Пелея. Пусть ни о смерти при этом не думает, ни о боязни. Проводника мы такого дадим ему, Аргоубийцу. Он поведет, покуда, ведя, не проводит к Пелиду. В ставку ж когда приведет, то ни сам Ахиллес не захочет Смерти Приама предать и другим никому не позволит. Он — не безумец, не муж легкомысленный иль нечестивый, Рад он всегда пощадить того, кто молил о защите». Вихря быстрей устремилась Ирида крылатая с вестью. В дом Приама вошла и застала там вопли и слезы. Дети Приама слезами одежды свои орошали, Посередине двора вкруг родителя сидя, старик же Плотно закутался в плащ; покрыта была в изобилье И голова у того старика, и согбенная шея Пылью, которой валяясь, руками себя он осыпал. Царские дочери вместе с невестками в доме скорбели, Тех вспоминая, — и многих, и храбрых, — которые в битвах Души свои погубив, полегли под руками ахейцев. Остановившись пред старцем Приамом, посланница Зевса Заговорила чуть слышно. Но трепет объял его члены. «Сердцем дерзай, Приам Дарданид, ничего не пугайся! Я не со взглядом зловещим являюся здесь пред тобою, С доброю целью пришла я с вестью к тебе я от Зевса. Даже вдали о тебе он печется и сердцем болеет. Выкупить Гектора тело тебе приказал Олимпиец, Дав Ахиллесу подарки, какими он был бы доволен. Только отправься один, никого не бери из троянцев, Вестник с тобой пусть идет лишь, какой постарее, чтоб правил Мулами в крепкоколесной повозке и чтобы обратно В город привез мертвеца, убитого сыном Пелея. Смело иди и не думай о смерти, не думай о страхе. Проводника он такого пошлет тебе, Аргоубийцу. Он поведет, покуда, ведя, не проводит к Пелиду. В ставку ж когда приведет, то ни сам Ахиллес не захочет Смерти тебе причинить и другим никому не позволит. Он не безумец, не муж легкомысленный иль нечестивец. Рад он всегда пощадить того, кто молил о защите». Так сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида. Он сыновьям приказал приготовить повозку для мулов Прочноколесную, сверху и кузов велел привязать к ней. Сам же Приам в кладовую спустился со сводом высоким, Кедром обитую крепким и всю в украшеньях блестящих. Кликнул Гекубу к себе, супругу свою, и сказал ей: «Милая! Вестница Зевса ко мне приходила с Олимпа, Чтобы к ахейским пошел кораблям я и выкупил сына, Дав Ахиллесу подарки, какими он был бы доволен. Вот что, однако, скажи мне: какого ты мненья об этом? Страшно меня самого побуждают и дух мой, и сила В стан пространный ахейцев отправиться, к черным судам их!» Так он сказал. Зарыдала жена и ему отвечала: «Горе! Куда подевался твой разум, которым когда-то Славился ты и среди чужестранцев, и в собственном царстве! Как ты можешь желать один пред судами явиться, Перед глаза человека, немало избившего в битвах Храбрых твоих сыновей! Из железа в груди твоей сердце! Если к нему попадешь и тебя он увидит глазами, Не пожалеет тебя кровопийца злокозненный этот, Не постыдится тебя! Останемся плакать в чертоге, Здесь, от сына вдали! Такую ему уже долю Мощная выпряла, видно, Судьба, как его я рождала: Псов резвоногих насытить вдали от родителей милых, Подле свирепого мужа… О, если бы, в печень Пелида Впившись, могла ее съесть я! Тогда не остался бы сын мой Неотомщенным! Его ведь убил Ахиллес не как труса: Он за троянцев сражался, за жен полногрудых троянских, Страха не знал никогда, ни разу не вспомнил о бегстве!» Старец Приам боговидный на это ответил Гекубе: «Нет, я желаю итти! Не удерживай! В собственном доме Птицей не будь мне зловещей. Меня убедить не сумеешь. Если б такое мне кто предложил из людей земнородных, — Меж прорицателей жрец ли какой или жертвогадатель, Ложью б мы это сочли и лишь больше б от них отвернулись. Нынче же, сам услыхав божество и в лицо его видев, — В стан я иду! И не тщетным останется зевсово слово! Так и хочу я!.. Пускай Ахиллес умертвит меня тотчас, Только б мне сына обнять и рыданьями сердце насытить!» Так произнесши, поднял в сундуках он прекрасные крышки, Вынул оттуда двенадцать прекраснейших ценных покровов, Также зимних накидок простых и ковров по двенадцать, Столько ж прекрасных плащей и столько же тонких хитонов, Золота десять талантов отвесил и вынес наружу, Два треножника ярких, четыре блестящих лохани, Вынес прекрасную чашу, ему как послу во Фракии Данную в дар, — драгоценность великая! Но и ее он Не пожалел во дворце у себя, до того порывался Выкупить милого сына. Собравшихся жителей Трои Выгнал из портика он, браня оскорбительной речью: «Сволочь негодная, вон! Ужель не довольно и дома Плача у вас, что сюда и меня вы приходите мучить! Или вам мало, что столько страданий послал мне Кронион, Лучшего сына отняв! Испытаете скоро вы сами: Легче гораздо теперь от ахейцев вы будете гибнуть После того, как погиб он, мой Гектор возлюбленный. Я же Раньше, чем город увижу разрушенным, в прах обращенным, Раньше пускай я под землю сойду, в жилище Аида!» Так он сказал и с жезлом ворвался в их толпу. Побежали От разъяренного все старика. И кричал сыновьям он, Громко браня Агафона, подобного богу, Париса, Паммона и Гиппофоя, Антифона и Деифоба, Дия с Геленом, Полита могучеголосого, — всех их Девятерых призывал он и громко давал приказанья: «Живо, негодные дети! Скорей, срамники! Пред судами Вместо могучего Гектора вы бы все лучше погибли! О, я несчастный, несчастный! Родил я сынов превосходных В Трое широкой, — из них мне, увы, никого не осталось! Нет конеборца Троила, нет Местора, равного богу, Нету и Гектора! Богом он был средь мужей и казался Сыном не смертного мужа, а сыном бессмертного бога! Всех их Apec погубил, а трусливые эти — остались! Эти лгуны, плясуны, герои в делах хороводных, Воры, расхитчики коз молодых и барашков народных! |