Онлайн книга «Мы погибнем вчера [= Меня нашли в воронке ]»
|
– Лежим, не шумим и внимательно слушаем! – Есть, – отозвался политрук, тащивший немца последние пятнадцать минут. – Лежим и слушаем… – Тихо-то как… – после паузы сказал Еж. – Еж! Ты чего? Какая тишина? – спросила Маринка. – Пулеметы, вон долбят вовсю… – Это тишина, Марин… Лех! Вини! – М? – подал тот голос. – А ты чего гитару с собой не захватил? – Епметь… Вот еще гитары мне сейчас не хватает, – погладил Вини винтовку. – Жалко… Спел бы. Вон звезды уже, видишь? – Еж, ты пьян, что ли? Какая гитара, какие звезды? – Песню хочется… Лех, спой, а? – Еж! -после паузы сказал Вини. – Иди-ка ты на х… на хутор. Бабочек ловить. – Заткнитесь оба, а? – подал голос политрук., но дед перебил его: – А стихи знаешь? – Не… Только песни… Я блюзы пою. – Чаво? – Ну, блюз это такая песня… Когда все плохо, на душе кошки скребут и поговорить не с кем. Дед почесал бороду: – Молитва, что ли? – А? – не понял Вини. – Когда плохо в теле – лечатся, когда на душе молятся. А поют – когда весело. Али нет? – Хм… А вот так, если: Над весенней землей тлеет дня пелена… Здесь полвека назад рыла землю война. Здесь полвека назад балом правила смерть. Как безумный художник красит кровью мольберт. Вот в воронке лежат – кости русских солдат. И полвека спустя отдает их земля… Отдает их земля. Над болотами стелет предрассветный туман. Здесь полвека назад щелкнул пастью капкан. Обрубив сотни жизней, овдовив сотни жен. И полвека рыдает Божья Матерь с икон… Вот в воронке лежат – кости русских солдат. И полвека спустя отдает их земля… Над весенним костром греет руки закат Может, завтра подымем больше наших ребят? И полвека спустя свой последний приют Души русских бойцов, наконец-то, найдут… Дед помолчал. А потом сказал: – Так молитва и есть… Стихи хорошие. Сердцем писал… – Это не я, – ответил Вини, – Друг у меня написал. Тошка Сизов. Я не умею так… В ответ засмеялся Леонидыч: – Ну, надо же! Лежим тут… В сорок втором, на небо смотрим, пулеметы… Кто бы знать мог… Лешка Винокуров стихи читает! Обалдеть! – Я аптечку потеряла… – вдруг грустно сказала Рита. – Ну, блин! – ругнулся Еж – А вдруг у меня живот схватит? – Немцам тебя отдадим тогда… В качестве биологического оружия. – Да иди ты, товарищ младший политрук… – Чтоооо? – Ой, это не ты, что ли, Долгих сказал? Леонидыч засмеялся, а потом спросил доктора: – Валер, а ты куда смотрел? Тот виновато развел руками, мол, не доследил… Некогда было. – Кончайте базлать! Разорались на весь лес. Таругин! – Я, товарищ командир… – Вытащи этому… – Метису! – встрял Еж. – Чего? – Ну метис… Как у Майн Рида – ни то ни се. Русский датчанин на службе Германии. Смешно же! – Все бы тебе ржать только… – Танкист вытащи кляп, спросить хочу. Таругин вытащил пилотку вместе с выбитым, вернее вбитым в рот Шальберга зубом. Фон немедленно закашлял кровью. – Не перхай, не перхай… – примирительно сказал дед. – Чего-то перхаешь-то? – Что? – выговорил с трудом фон Шальберг. – Я вас не понимать… – Не кашляй, говорю, на весь лес, а то остатки зубов в горло вобью. – Я помогу! – Ежина, ты когда молчать научишь свой рот, а? – У нас демократия или чего? И тут же получил кулаком под нос от Леонидыча. Дед на Ежа не обратил ни какого внимания, впрочем, как обычно: – Константин Федорович? – Ich fertee niht! – Ишь чего… Не понимает он… – Кирьян Василич! Дай-ка я попробую, – неожиданно подал голос Таругин. – Давай! – Слышь ты… Костя фон Шальбург… – Ich fertee niht! – Да мне это… Девочки, ушки! Малоебучий фактор – ферштеешь ты или нет. Сейчас мы тебя тащить будем. Через нейтралку, понял? А при любой попытке малейшего сопротивления тебя будем мало-мало резать. С ушей начнем, яйцами продолжим. Не смертельно, но очень болезненно и…. И безперспективно для будущего? Усек? Русский датчанин кивнул. – Понимает, надо же… Где твои бойцы сейчас породистые? Почему своего геройского командира не спасают? – Не есть кому, геррр… Все есть на передофая… – Не фига ты не русский, – Таругин поморщился. – Дать бы тебе сапожищем в еблище… – Олег…. Успокойся. Все-таки дамы тут! – Товарищ майор, дамы то того…. Дремлют! – Буди тогда! Этому снова кляп. И ноги ему развяжите. Таругин достал немецкий штык-нож и, глядя в глаза фон Шальбургу, перерезал ему веревки на ногах. – Смотри, фон, вредить будешь – яйца отрежу и в сторону Германии им выстрелю, тварь. Ферштеен? Тот попытался что-то сказать, но тут же получил пилоткой в рот. Старую – всю в крови и слюнях – Таругин побрезговал брать. Снял свою. И распорол звездочкой датчанину щеку. Не до уха, конечно. Но рот у эсэсовца чуть увеличился. Тот замычал в ответ от боли. Олег-танкист улыбнулся и похлопал штурмбанфюрера по здоровой щеке. – Олег! Вытащи у него пилотку изо рта! Задохнется ведь! Нос-то сломан, похоже, – сказал доктор. – Да хрен с ним… – ругнулся танкист, но пилотку все-таки вытащил и похлопал датчанина по плечу – Жив, скотина? Дышать можешь? Тот снова молча кивнул в ответ. – Погодите, мы же идиоты! – вдруг вскрикнул Еж, – Документы! Может это и не Шальбург? – Шальбург не Шальбург… – буркнул дед. – Какая в задницу разница.Фюрер и есть фюрер. Хоть штурм, хоть бан. Главное офицер ихний. Таругин охлопал фашиста по карманам: – Ага… Есть! Он достал из нагрудного кармана фрица книжицу размером с ладонь и в несколько страниц толщиной: – Так… Кристиан фон Шальбург… – продрался он по слогам сквозь тевтонские буквы. – Год рождения тысяча девятьсот шестой… Карточка только не очень похожа. Он вон какой тут в документике… Породистый! |