
Онлайн книга «На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы»
![]() — Зачем здесь соль? — присмотрелся через пенсне Мышецкий. — А как же! — пояснил писарь. — Скотина походя соли нажрется, потом ее к реке спустят, ваше сиятельство. Кажинный бык полбочки в себя да примет — все тяжельше. Тут его и на весы ведут… Без убытку торгуют! Сергей Яковлевич думал об Атрыганьеве. Губернский предводитель — лицо значительное, и хотелось бы знать о нем побольше. Оказывается, Атрыганьев содержит здание театра. «Но для этого, — решил Мышецкий, — тоже нужны деньги. Одни букетики, бенефисы да ужины с актрисами чего стоят… Тут пахнет доходами немалыми!» И он спросил: — Господин Атрыганьев живет с имений или дело имеет? Выяснилось, что у предводителя была еще и стеклоделательная фабричка, дававшая в год восемьсот ящиков листового стекла и более шестидесяти тысяч бутылок под розлив пива. Но сейчас Атрыганьев запродал свое дело франко-бельгийской фирме по производству зеркал, разменяв прямые доходы на акции. — Песок издалека возят? — полюбопытствовал Мышецкий. — Песку хватает, ваше сиятельство. Французы-то электричеством пущать грозятся. Дело миллионное! — Не думаю… А где же будут брать лес? — Да в Запереченском уезде еще не все вырубили, — пояснил писарь. — Сплавят… Мышецкому не совсем-то понравилось это сообщение о лесе, который «не весь вырубили», но тут кучер стал боязливо сдерживать лошадей и креститься. Полицейский служитель тоже присмирел, втянул голову в воротник мундира. — Вот ёна… Обираловка, — возвестил кучер. — Ехать дале некуда. Прикажите заворачивать! Прямо перед ними, тихо курясь дымами, лежала преступная слободка Обираловка — жуткое скопище лачуг и землянок, из щелей которых выползали по ночам подонки и забулдыги. Кастет и нож гуляли по улицам Уренска с темноты до рассвета. Обираловка дуванила добычу, а утром погружалась в непробудный хмельной сон, чтобы снова восстать с потемками. — Поезжай прямо! — велел Сергей Яковлевич. — Нет, — ответил кучер. — Хошь медаль на шею мне вешайте, а я не поеду… Мышецкий заметил, что трущобы кончались вдалеке как-то сразу, будто обрываясь в реку, и чиновник подтвердил, что в конце Обираловки неприступно высится овражный унос — прямо в речные заводи. — Порт-Артур, да и только! — сказал он, гыгыкнув. — Быдто в крепости, ничем не выкуришь… Хоть японца зови! — А выкуривать пробовали? — спросил вице-губернатор. Конечно же — нет, полиция Уренска боялась показаться на этой окраине, сама бежала от обираловцев как черт от ладана, и Мышецкий выскочил из коляски. — Ваше сиятельство, — заголосил кучер, — куцы же вы? Уедем… от греха подале! Прыгая среди шпал, разбросанных по грязи, Сергей Яковлевич уже вступил на просторы сонной Обираловки. Было удивительно пустынно здесь, в нагромождении досок, фанеры и жести, под которыми затаилась до вечера лютая жизнь этого преступного царства. И совсем неожиданно выступил откуда-то чернявый мужик в рубахе горошком навыпуск, улыбнулся князю Мышецкому. — Ай потерял что, барин? — спросил заинтересованно. — Чиркнуть-то серника у тебя сыщется? Мышецкий ловко сбил у него шапку. Ну конечно, этого и следовало ожидать: половина головы мужика еще не успела обрасти волосами. Однако беглый каторжник не смутился. Поднял с земли шапочку, с достоинством обколотил ее о колено: — Кабы не смелость твоя… А ну — скокни взад! Шустряк нашелся! Не то причешу тебя на все шашнадцать с полтинкой — жена не узнает… Бледный, закусив губу, Сергей Яковлевич вернулся в коляску, со злостью решил: «Чиколини — трус. Даю слово, что к осени здесь будет бульвар… посажу деревья!» Кучер перебрал в руках вожжи: — Куды теперича, ваше сиятельство?.. 4 — Смотритель дома призрения, коллежский секретарь Сютаев, Хрисанф Ульянович! Честь имею… Перед Мышецким стояла, переломленная в низком поклоне, фигура чиновника, и князь смотрел на его бурую шею, покрытую следами незаживавших чирьев. Сергей Яковлевич долго молчал, испытывая терпение Сютаева, но тот все кланялся и кланялся. Наконец Мышецкому это надоело, и он прикрикнул: — Ну, хватит! Где у вас тут нужник? Сютаев оторопел от неожиданного вопроса. — Нужник, нужник, — повторил князь. Остерегаясь забегать впереди высокого гостя, с шипящей вежливостью ему показали нужник. Извинились за то, что еще не убрано. Стали звать какого-то Митрофана: — Митрофа-ан! Где он, проклятый?.. Чего же он не убрал? — Сютаев, — позвал Сергей Яковлевич спокойно. — Туточки, ваше сиятельство. — Ну, Сютаев, скажите честно: продолжать мне осмотр богадельни или ограничиться выводом на основании той мрази, которую я наблюдал в нужнике? Снова стали звать легендарного Митрофана: — Митрофан, Митрофа-анушко! Иди сюда, милок… Где же он? Без ножа режет… Мышецкий остановил ретивость чиновника: — Митрофан здесь ни при чем. Ладно, так и быть, проведите по комнатам… Сютаев рассыпался мелким бесом, запричитал речитативом: — Извольте, князь, извольте. Ваше высокое посещение… Мышецкий шел по лестнице, а его бережно придерживали за локотки. — Сюда, сюда, ваше сиятельство! В этой комнатке старушки. Есть и дворянки. Благородные люди-с… Вице-губернатор осмотрел убогий уют жалкого старушечьего мирка, в котором скорбно увядали напоминания о прошлом — высохшие цветы, семейные альбомчики. Быстро сновали спицы в руках старух, довязывая последнюю пряжу в жизни. Сергей Яковлевич старался смотреть поверх старушечьих голов, чтобы не встречаться с ними глазами, и заметил щели в стенах, залепленные жеваным хлебом. — Клопы? — спросил он, не желая уйти отсюда молча. — Что вы, — ворковал Сютаев, — у нас клопов не полагается… Потому как мы строгие. Увидим — и давим-с!.. В следующей палате ютились мужчины. Сютаев сразу разлетелся к одному старому солдату на костылях. — Ваше сиятельство, извольте обратить внимание… Заслуженный ветеран! Еще при Паскевиче, так сказать, пострадал за отечество. Покажи, Степаныч, покажи сиятельству, сколько ты крестов от царя заслужил! Старик поднялся с койки, уперся в костыли. — Зачем, — сказал он горько, — зачем кресты мои барину? У него, видать, и своих хватает! — А ты покажи, покажи, — канючил Сютаев. — Ну, достань свою шинельку из сундучка… Тебя его сиятельство, глядишь, и отблагодарит чем-нибудь! Он кинулся к сундучку, чтобы извлечь оттуда шинель с крестами, но старый ветеран прижал костылем крышку: |