
Онлайн книга «На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы»
![]() — Спасибо, господа! — И Мышецкий жестом хапуги загреб все деньги в ящик своего стола; щелкнул ключик. В углу подписного листа он наложил резолюцию: «В губернскую типографию. Набрать в колонку, вслед за моим сообщением. Князь Мышецкий». На следующий день в «Уренских губернских ведомостях», оттиснутая крупным шрифтом, появилась заметка: «Сим объявляется, что деньги, собранные по подписке среди обывателей города для известных целей незадолго до моего прибытия в губернию, будут употреблены мною для нужд поселян, особо потерпевших от бескормицы, а также для пособия переселяющимся. Выражая искреннюю благодарность всем лицам, участвовавшим в подписке, впредь я запрещаю какие бы то ни было денежные сборы в пользу частных лиц». Подписано: «Князь Мышецкий». И на другой день жандарм выразил свое недоумение. — Простите, князь, но, по сути дела, для каких же целей вам эти деньги? — Я же объяснил через газету. — Но этого никто не понял и не поймет! — Я что-нибудь построю, — мечтательно сказал Мышецкий. 4 День начался как обычно: — Султан Самсырбай прибыл? — Нет. — Река вскрылась? — Нет. — Губернатор в город не возвращался? — Нет. — Сколько же теперь прибыло переселенцев? — Всего шестнадцать с половиною тысяч. — Ладно. Без працы не бенды кололацы… Едем! Сергей Яковлевич нарочно не выезжал эти дни на Свищево поле, поджидая правительственных чиновников из Казани, ведающих вопросами переселения. И вот — дождался… «Лучше бы эти господа и совсем не приезжали!» Первым делом чиновники заняли, как это ни странно, под свою канцелярию «холерный барак», приготовленный на Свищевом поле на случай эпидемии. Потом они закупили ящики с вином и закусками, взяли в Уренске десять девок посмазливее, и… канцелярия заработала! Кончилась вся эта эпопея весьма печально: в этом же холерном бараке холера и объявилась. Таким образом, завезли заразу в Уренскую губернию даже не переселенцы, а сами чиновники. Где они ее подцепили — черт их знает! Во всяком случае Борисяк уже не впустил их (осклизлых от распутства и пьянства) из барака, в котором они были и заколочены вместе с веселыми девицами. А вскоре на погосте выросли и новые кресты… Вот с такими-то впечатлениями и подъезжал Сергей Яковлевич к Свищеву полю. Теперь он был даже согласен с Влахопуловым. Кабак и церковь? «Нет, судари мои, ни кабака вам, ни церкви». Пусть поджидают вскрытия реки лишь в пределах отведенной им площади Свищева поля… Чиколини совсем сдал за эти дни: шагал навстречу по обочинке и даже качался от усталости. Мышецкий окликнул его: — Бруно Иванович! Что там эти негодяи чиновники? — Да девки еще держатся, а чиновники… двух уже вынесли. — Мерзавцы! — не сдержался Мышецкий. — Мы на этом гноище и то сумели сдержать холеру… — Слава те, господи, — перекрестился Чиколини — Ениколопов там? — Да, ваше сиятельство. Говорит, что в Астрахани тоже была вспышка. Только хуже — чумная! — Идите спать, Бруно Иванович. Смотреть на вас страшно… Князь покатил дальше. Коляску, тряхнув на ухабе, вынесло на бугор, и впереди открылось Свищево поле. — Ая-яй! — сказал Мышецкий в изумлении. — Боже мой, что делается на белом свете… Издали ему показалось, что вся Россия сдвинулась с насиженных мест и рассыпалась по этому полю. Сплошной гам от множества тысяч голосов нависал над этой пестрой икрой людских голов. Сергей Яковлевич едва прикоснулся к толпе с краю, как она, эта толпа, сразу же — цепко и властно — всосала его в себя, закружила в своем бессмысленном хороводе, впилась в лицо ему тысячью глаз и требовательно заорала в самые уши: — Отправляй!.. Сергей Яковлевич ошалел от этого натиска. Загораживаясь руками, старался пробиться через плотную лавину человеческих тел. Кого здесь только не было! Молодые и совсем дряхлые, молодожены и влюбленные, нищие и степенные, — все они сейчас были озабочены одним: — Дальше! Везите дальше… Чего ждем-то? На помощь пришел спасительный Борисяк. Он стал грубо расшвыривать переселенцев в разные стороны. — Отойди! — кричал в запале. — Прочь, бабы… Осади, осади! Куда я вас отправлю? Ты что — дурак? Лед еще на реке, пароход не пришел… Схватив Мышецкого за руку, Борисяк вытащил князя из толпы с каким-то щелканьем — словно пробку из узкого горлышка. Сергей Яковлевич невольно оглянулся назад: что-то он оставил в толпе, но что — сразу не разобрать. «Кажется, каблук?» Князь задрал ногу: — Ну да! Конечно, каблук… За вкопанным в землю столом, возле стены холерного барака, сидел Иван Степанович Кобзев, а рядом неприступной белой скалой гордо возвышался Ениколопов в просторном санитарном балахоне. Мышецкий подошел к ним, Присел за стол, озираясь. — Что же будет? — сказал он. — Ведь не сегодня-завтра Казань пригонит еще столько… Куда их деть? Ениколопов повел вокруг себя папиросой, как полководец пред полем гигантской битвы. — Утрамбуются, — ответил небрежно, с ленцой в голосе… Теперь, отойдя на расстояние, Сергей Яковлевич уже спокойнее оглядел взбаламученное море людей. Отсюда можно было различить тряпье, развешанное на шестах; крытые тесом будки нужников; длинные очереди возле них. Повсюду слышался плач детей. Из-за барака доносился густой дух щей и каши (варился обед для очередной партии). Иван Степанович незаметно отвлек Мышецкого в сторонку. — Слушайте, князь, — сказал он, — вам не кажется, что вы допустили большую ошибку… — Ошибку? В чем? — Эти странные деньги, о которых вы дали публикацию в «Ведомостях», переданы вами в фонд «императора Александра Третьего»? — Именно так. Но этот фонд открыт непосредственно для нужд всех переселяющихся… В чем же ошибка? Кобзев недовольно махнул рукой. — Вы бы хоть посоветовались, — сказал он. — Александровский фонд занимается исключительно строительством храмов и передвижных вагонов-церквей на рельсах. Для переселенцев — да, согласен. Но… вот теперь и попробуйте вырвать эти деньги обратно на доски, на плуги и бурение колодцев! Сергей Яковлевич несколько растерялся: — Да, это так, но… Я ведь всегда могу объяснить, что эти деньги мои. Лично мои! Кобзев смотрел на него как-то с сожалением: — И, таким образом, вы распишетесь во взятке?.. |