Онлайн книга «Баязет»
|
Ефрейтор Участкин выстрелил в темноте, и приклад винтовки, ударив солдата в плечо, отбросил его на пол. — Что же это со мной? — удивился он, подымаясь. Но вскоре заметил, что не только он, но и другие солдаты падают после выстрела. И если поначалу многие еще стыдились своей слабоыи, то потом такие случаи сделались постоянными, и цепочка застрельщиков, тянущаяся вдоль ряда бойниц, все время ломалась. Люди стали подпирать себя различными досками и козлами, в иных казематах пионеры смастерили казарменные нары, и стрелки теперь били по врагу лежа. — Жара… ну и баня! — жаловались люди, ползая по нарам, и тут же поедали свою порцию ячменя, тут же пили, что выдавалось пигь, тут же, отойдя в сторонку справляли нужду. Чувство стыда уже как-то притупилось, и защитники Баязета жили теперь только одним: — Выстоять, братцы! Только бы сдюжить с турком… — А подмога-то идет? — спрашивал другой. — Не будет, — ругался Потемкин. — Готовь себя к смертном} концу, а подмоги не жди, слюнявый! — Эва, порадовал… — Точно так, — отвечал Участкин. — Война — зверь жуткий: мы отсюда живыми не выйдем, но турка в Эривань не пустим! — Так нам, братцы, и патронов не хватит. — Достанем патронов. Еще раз на вылазку сходим… — Оно конешно: дело такое — солдатское! А поручик Карабанов умирал. Еще вчера, жалея своего сумасбродного барина, денщик Тяпаев раздобыл для него госпитального супу. Была сварена немытая конина, и вонь шла из котелка такая, что Андрей зажал нос. Но когда он поел, то ощутил такой гнусный привкус во рту, что поручику стадо дурно — он снова впал ь обморочное состояние. Первое же, что он услышал, придя в себя, это просьбу денщика — доесть остатки супа. — Милый ты мой, — сказал поручик, — образина ты дикая, вот погоди: если выберусь отсюда — я… я озолочу гебя! — Не надо золотить, — ответил Тяпаев. — Ты лучше по мордам не бей меня больше… И от этой просьбы стало Карабанову еще горше. Денщик ушел, и жажда скрутила внутренности почти острой болью. Брезгливость не позволяла Андрею пить гнойную воду, и он не знал, чем утихомирить жар в теле. Карабанов понимал, что есть еще один способ. И к нему многие прибегают. Но он еще не пробовал. А сейчас попробует… В комнате никого не было. Однако он зашел в угол, словно стыдился кого-то невидимого. Выпить эту гадость было трудно. Карабанов решил покончить единым глотком и сразу понял, что этим способом жажды не утолить. И отбросил от себя испоганенную кружку. Вышел. Мутило и поташнивало от слабости. — Какая мерзость! — простонал он, сплевывая. Встретил Хренова: идет старик, в руке — трофейная винтовка дальнего боя, через плечо торба холщовая, как у калики перехожего, а в торбе патроны запасные. — А ты еще не подох, дед? — спросил Карабанов. — Куды-ы спешить, ваше благородие. Вот поясница гудит а так-то и ништо мне. Даже блондинка меня не кусает. С других — быдто крупа, так и сыпет, так и сыпет. А у меня хошь бы одна. Инда обидно, коли делать нечего… Что ни говори, а все работа! .. — Эх, дед, дед… Из какого дерева тебя вырубали? Карабанов прошел мимо шатра, под которым трудились персы, спросил часового: — Будет ли толк? Когда же вода? — Да ночью возились. Сейчас, видать, спать легли. Стихли… Карабанов распахнул полы палатки. Так и есть: среди разбросанных инструментов лежали персы, уже мертвые. Между ними, уходя в безводную глубину, чернела сухая глубокая скважина. — Уходи с поста, — сказал Карабанов. — Больше тебе здесь делать нечего… Уходи! .. Было в роду Карабановых, гордившихся родством с князем Погемкиным-Таврическим, такое стыдное предание из времен Пугачевщины… Прабабка Андрея, женщина красоты невозможной, приглянулась одному мужику-атаману, и два года он возил ее по степям да низовьям. И будто бы родила она ему сына, и был тот сын родным дедом поручика Андрея Елисеевича Карабанова. В роду от него эта скрывали, видел он только портрет своей красавицы прабабки, зверски изуродованной ревнивым прадедом, но от крепостных людей слышал эту историю не раз, и до сей поры, до «сидения» в Баязетс, он стеснялся доли мужицкой крови в своих жилах. И только сейчас ему вдруг захотелось влезть в шкуру какого-нибудь Участкина или Егорыча, чтобы вот так же бестрепетно и стойко, как и они, переносить все тяготы осадной жизни… На дворе, кольцом извиваясь вокруг бассейна, стояла длинная шеренга людей. — Вы чего тут собрались? — спросил он. — Очередь, ваше благородие. — За чем очередь? — На фильтр… — Куда-а? — не понял Андрей. — Да вот, — объяснили ему, — живодеры наши, говорят, по кружке чистой воды давать станут! — Кто последний? — спросил Карабанов. — Идите уж… мы пропустим. — Нет, — ответил Андрей, — я выстою вместе с вами! .. 8 Они стояли возле стеньг. — Мне пришла мысль тогда, — сказал Некрасов, — заменить синус мнимым его выражением. Вот так… Тогда можно представить себе, что подынтегральная величина происходит от интегрирования известной функции бэ, дающей вот такой результат… — Я вас понял, — ответил Клюгенау и отобрал из пальцев штабс-капитана кусок розовой штукатурки. — Тогда: минус бэ-икс, деленное на икс, между пределами от плюс а до минус бэ… Здесь я впишу так. Дифференцируя, мы получим… Ватнин крикнул им с крыши: — Вы что, не слышите? Подобьют вас, умников, турки… К ним подошел Сивицкий: — Нет ли у вас, господа, закурить? — Нету, Александр Борисович. Спросите у казаков. — И у них нету. Вот беда… — Может, у нашего хана? — Нет уж. Благодарю покорно. Лучше портянку изрублю к табак и выкурю… К врачу, шатаясь, словно тень, приблизился солдат. — Э! — сказал он, показывая ему белый язык. — Большая лопата. Иди, братец. Но солдат не уходил. — Э! Э! — говорил он. — Так чего тебе надо? — Э! .. — Ну, ладно. Так и быть. Скажи, что я велел. Три ложки воды пусть даст госпожа Хвощинская. Солдат ушел. — Вот и все время так… Эй, эй! — окликнул врач одного солдата. — У тебя курить не найдется? — Откуда? — спросил солдат. — Да, тяжело… Отец Герасим, босой, в рваной солдатской рубахе, пробежал мимо, неся в руке кусок яркого мяса. |