Онлайн книга «Развод и девичья фамилия»
|
– Зеленый чай! – Она улыбнулась, приподняла чайник и показала ему. Чайник был белый, в выпуклых розовых цветах, накрытый салфеткой с вышитыми на ней утками. – Я могу с тобой поделиться! Сергей не хотел зеленого цейлонского чая для беременных. Он хотел Кириного кофе. – Как там Кира? Нам скоро уже уезжать, Данилка боится, говорит, что лететь надо сейчас, а не когда до родов останется неделя. А вот я почему-то ничего но боюсь, хотя мама мне сказала, что это очень трудно, когда ребенок. Трудно, да, Сереж? – Трудно. Лен, я хотел у тебя спросить… – А с Кирой я только один раз виделась! Ой, она такая важная стала! Она работает, да? – Да. Лен… – А я так и не работаю. Знаешь, мне так неохота на работу ходить! Ну, сейчас-то смешно работать, но я целый год не могла себя заставить. Я, правда, хотела, а потом решила – что я буду мучиться? Зачем?! И не пошла. А Данилка говорит, что самое главное, чтоб я дома была, когда он приезжает, а на работу наплевать. И няню нашел! – хвастливо сказала она и потрогала свой джинсовый живот, словно проверяя, на месте ли он. Живот был на месте. – Говорит, что няня такое серьезное дело, к которому надо заранее готовиться, а я ни за что не хочу к ребенку чужого человека подпускать! А, Сереж? Ну, мама приедет. И его, и моя. Пусть бы лучше мамы, а? – Наверное, лучше, – согласился Сергей. Почему она ни слова не говорит ему о вчерашнем чрезвычайном происшествии?! Вряд ли ей нет никакого дела до того, что вчера в подъезде был обнаружен труп. Данила Пухов сказал Сергею, что “Ленка напугалась до смерти” и даже утром не хотела отпускать его на работу, а теперь щебечет, как райская птичка, хотя прекрасно знает, что Сергей, можно считать, участник драмы, как и Кира – главное действующее лицо. – Лен, я утром видел Данилу… – Встретились?! – радостно перебила она. – Он про тебя спрашивал, а Марья Семеновна сообщила, что вы с Кирой развелись. Мы так и подумали, что врет она все. Не могли вы развестись. Я Данилке так и сказала, что это просто… временно. Правильно, Сереж? – Мы в самом деле развелись. Больше года назад. Год, два месяца и… Он едва сдержался, чтобы не посмотреть на календарь и старательно сосчитать дни. – С ума сошли! – огорченно воскликнула Лена. – Нет, ну, правда! Это ужасно! Я как подумаю, что когда-нибудь разведусь с Данилкой!.. Глаза у нее налились слезами, и Сергей торопливо произнес: – Лен, все будет хорошо. Вы же не такие дураки, как мы с Кирой! Я хотел у тебя спросить. – Что? – Она утерла глаза, как маленькая, и снова засияла, как будто и не собиралась рыдать. Непостижимая ни для какого мужика, загадочная и удивительная женская природа. – Ты вчера… до того, как… как все случилось, никого не видела? В подъезде или может быть, в окно? Жена хоккеиста Пухова, беременная, славненькая, занятая только собой и вышеупомянутым хоккеистом, и еще их будущим ребенком и тем, что лучше – нянька или родная бабушка, вдруг вся заледенела. Сергей видел, как ледяной панцирь, как называли в школе Антарктиду, накрыл ее с головы до ног. Даже выражение лица стало неопределенным, как будто толстый слой льда закрыл его, и изображение стало двоиться и расплываться. Это еще что за дела?! – Я… ничего не видела, – заявила она фальшиво. – Что я могла видеть? – Не знаю, – сказал Сергей, стараясь не пропустить никаких изменений в панцире, – может, какого-нибудь незнакомого слесаря с чемоданчиком или мужика в черной маске, камуфляже и с винтовкой с оптическим прицелом? – Нет, – решительно ответила она, – я никого не видела. А… почему ты спрашиваешь? – Ну, потому что Костик – начальник Киры, и она очень нервничает и плачет даже. Я хочу понять, кто мог его убить. – Ты все равно ничего не поймешь! – крикнула Лена, и в голосе ее явственно послышалось отчаяние. – А я ничего, ничего не видела! И никого! – Совсем никого? – осторожно уточнил Сергей. – Нет, – опять крикнула она, – никого! И мелкими жадными глотками отпила цейлонского чая для беременных, и со стуком поставила на блюдце чашку. – Что? – спросила она у Сергея. – Что ты смотришь? Я же тебе говорю – я никого и ничего не видела! Я лежала и спала! Все! – А… Данила не приезжал? – Когда Данила приехал, тут уже было полно милиции, и на лестнице, и внизу, и везде! Я перепугалась ужасно! Он приехал и меня успокоил! – Лен, – осторожно спросил Сергей, – что случилось? – Ничего не случилось, – ответила она фальшивым “русалочьим” голосом, – все в порядке. А что такое? – И… выстрела ты тоже не слышала? – уточнил Сергей. – Нет! Я не слышала ни-че-го! – И в окно не смотрела? – В окно я видела только вашу Валентину! – крикнула Лена с отчаянием. – И все, и больше никого! Она выскочила и помчалась в сторону метро, как паровоз. Что ты ко мне пристал?! Данилка вчера велел, чтобы я не нервничала, а ты ко мне пристал!.. – Прости, пожалуйста, – пробормотал Сергей, – я не хотел тебя огорчать. Не хватало ему только проблем с нежным мужем, который велел жене “не нервничать”, а Сергей своими дурацкими вопросами “разбередил ей душу”. Дело оказалось сложнее, чем Сергей предполагал поначалу. Кажется, именно так и бывает с классическими сыщиками из детектива. Сначала они уверены, что дело не стоит выеденного яйца: “Это дело на одну трубку, Ватсон!” Потом они “заходят в тупик”: “Никогда в жизни у меня не было такого сложного дела, Ватсон!” Потом они начинают “приближаться к разгадке”: “В темноте забрезжил свет, Ватсон!” И, наконец, разгадка – ослепительная в своей простоте, и признание, что дело все же было “на одну трубку”. Лена Пухова нервничала из-за смерти Костика ничуть не меньше, чем Кира Ятт. Костик был другом и начальником Киры и шел именно к ней, когда его застрелили. При чем тут Лена Пухова?! Этот проклятый свет когда-нибудь забрезжит или нет?! – Сереж, – сдавленно попросила Лена, – мне надо… прилечь. Извини. И голос, и фраза, и слово “прилечь” казались ненатуральными, как пластмассовая ваза, расписанная “под Хохлому”, и Сергей быстро и невнятно попрощался. Ему нужно было срочно навестить няню с ребенком, которые вечером выходили на детскую площадку. Выходили так поздно, потому что мать, по мнению Марьи Семеновны, бесценного источника правдивой информации, в это время околачивала груши. Должно быть, в переводе с народного это означает – работала. |