Онлайн книга «Олимпия Клевская»
|
Флёри понял ее именно так и оживился. — Итак, вернемся к госпоже де Майи, — произнес герцог. — В виде пробы. — О, разумеется! Что до меня, монсеньер, я на сей счет не имею сложившегося мнения. — Герцог, она ведь тощая. — Что вы имеете в виду, монсеньер? — спросил Ришелье, сохраняя леденящее хладнокровие. — Тощей, мой любезный герцог, я называю женщину, которая с первого взгляда… — Ну же, монсеньер, говорите. — Я вас не шокирую? — Вовсе нет, нисколько. Я весь внимание. — Так вот, — продолжал кардинал, — женщину, которая, когда на нее посмотришь спереди… — А как же каноны, монсеньер? Вспомните о канонах! — Увы! Да… — Что же, монсеньер, я вам отвечу. — О, я полагаю, что госпожа де Майи — одна из немногих во Франции, кому так идет парадное платье.! — Это кое-чего стоит. — Я думаю! — В глазах молодого короля, отнюдь не равнодушного к нарядам. — Да, действительно! — Умение хорошо носить платье, это, монсеньер, одно из самых многообещающих умений. — Платье — лишь красивая листва, а как насчет самого дерева? — Э, монсеньер! Когда дело касается такой женщины как та, о которой мы говорим, не стоит совать палец между деревом и его корой. — Признаю! Согласен! — А вот руки хороши до чрезвычайности! — Сказать по чести, как поглядишь на них, кажется, будто видишь волшебные веретена или персты Авроры. — Кожа перламутровая, прозрачная, и под ней струится алая, благородная кровь. — О, не буду этого отрицать. — Глаза широко раскрытые, искренние и сияющие, словно у лани. Ступни… — Не покидайте лица, герцог! — Рот алый, горячий! — А зубы, сказать по правде, жемчужные. — И этот легкий черный пушок, из-за которого в уголках рта как будто притаилась вечная улыбка… — Он такого же цвета, как брови, — эбеново-черный! — А вы заметили, каковы ее волосы у самых корней? — У основания шеи, не так ли? — Да, на затылке. — А родинки на лбу? — Их у нее семь. — Согласно канонам красоты. — Лоб великолепен. — И непритязателен. — Да, это лоб красавицы, а не умницы. — А-а! Подробность важная! — И знаете, монсеньер, мне пришла в голову одна мысль. — Говорите. — Вы сказали, что она тощая. — Ну, послушайте, ведь в самом деле, этот девический бюст… — Монсеньер, судя по всему, вы не обращали внимания на ее плечи. — А, так, значит, плечи хороши? — Монсеньер, они не просто хороши, они круглые, полные. — Ах, герцог… — Отбросьте недоверие! Сами посмотрите. Черт возьми! Вам стоит лишь последовать в этой малости примеру святого Фомы: он вложил персты в рану на боку Спасителя нашего, а вам достаточно лишь позволить взору скользнуть под… — Герцог, герцог, вы забываете о канонах! И епископ расхохотался совсем по-раблезиански. — Я настаиваю на этом пункте, монсеньер, и знаете, почему? — Узнаю, если вы мне скажете. — Потому что полные плечи у молодой женщины — безошибочный признак. — Признак чего? — Здоровья, будущности. — Будущности? Вот еще! Какая-то брахиомантия! Уж не ваш ли венский колдун вас этому научил? — Нет, монсеньер; речь идет не о духовной будущности, а о физической. Женщина, которая при юношеской худощавости имеет пышные плечи, к зрелым годам станет очень красивой. — Э-э, герцог, какие у вас познания в физиологии! — Не без того, монсеньер. — Стало быть, вы не видите ни малейших причин беспокоиться за физическую будущность Луизы де Майи? — Монсеньер, а ее ножки вы видели? — Я о них слышал, но моя репутация… — Монсеньер, это ножки, подобных которым мне видеть не приходилось. А между тем, как вы знаете, самые красивые ножки у парижанок, и я прожил в Париже всю жизнь, пока меня не отправили в Вену. — А, прекрасно, герцог! Ножки послужат для короля весьма сильным средством, побуждающим к действию. Всякий раз, когда король ездит на охоту, он прячется под деревом возле охотничьего павильона, чтобы, оставаясь незамеченным, посмотреть, как дамы сходят с коней либо забираются в седло. — В самом деле? — А уж когда он приметит ножку, которая в его вкусе… — Стало быть, он знаток? — Ну, в достаточной мере. Он тогда тотчас требует, чтобы ему представили сведения о даме. Бог мой! Это ведь именно красоте ног госпожа де Нель, мамаша, была обязана тем приключением, правда, не имевшим продолжения. — Теперь, монсеньер, если вам угодно, оставим физические достоинства, поскольку в этом смысле мы, пожалуй, достигли соглашения. — Да, герцог. Мы договорились, что Луиза де Майи станет очень красивой женщиной. — Это установлено, монсеньер; поговорим теперь о том, что прячется в этой столь прекрасной головке. — Она, должно быть, пустовата? — Прошу прощения, она преисполнена ума. — Ах, дьявол! Потаенный ум?! — Вы помянули врага рода человеческого, монсеньер; для епископа это ужасное сквернословие. — Ваша правда, мне следовало вместо «Дьявол!» сказать «Герцог!»: истина не пострадала бы от такой замены. Стало быть, у нее потаенный ум? — Да. — Это самое худшее, знаете ли! — Весьма большой ум, и прячется он только от тех, кому она не желает его показывать. — Поистине ужасающее качество! — Нет. — Но позвольте, герцог, ведь женщина с умом станет управлять королем, благо сейчас только ум и нужен для того, чтобы взять в руки бразды правления. — То, что вы сейчас сказали, монсеньер, весьма прискорбно для господина герцога. Флёри рассмеялся. — А для нас, как вы сами же недавно признали, нет ничего опаснее умницы. |