
Онлайн книга «Небеса ликуют»
![]() Пленных не брали. Книга без обложки лежала в кармане плаща. Я боялся ее открывать. «…В скитаниях, без родины и крова, Как Дон Кихот, смешон и одинок, Пера сломив иззубренный клинок, В свой гордый герб впишу четыре слова. На смертном ложе повторю их вновь: Свобода. Франция. Вино. Любовь…» Свобода. Франция. Вино. Любовь… Эх, шевалье! Служка, встретивший меня у входа в шатер, был толстым, пьяным, наглым и не говорящим по-русинки. По-итальянски и испански, впрочем, тоже. Оставалась латынь. — Во имя Иисуса Сладчайшего и Святого Игнатия… Когда он выговаривал «амен», его толстые губы уже подрагивали. Еще бы! — Его преосвященство… Его мосць… Слушать дальше я не стал. Пожилой коротышка в темной ревендре сидел в высоком кресле с резной спинкой. Толстые окуляры уставились в маленький молитвенник. — Кто? Вопрос больше походил на «пшел вон!». — Во имя Иисуса Сладчайшего… Пока я произносил условную фразу, окуляры медленно ползли вверх. Маленькие губы еле заметно шевельнулись, сложились в подобие улыбки. — Ну, здравствуйте, брат Азиний! Я хотел удивиться, пояснить, представиться, но кто-то невидимый уже давил на плечи, шептал на ухо… — Благословите, отче! — загнусил я, падая на колени и делая вид, что пытаюсь подползти поближе. — Благословите! Ибо грешен я… Пухлая ладонь неохотно приподнялась, слегка дернулась. — Во имя Отца… Не будем тратить времени, сын мой! Вы все написали? Вставать следовало осторожно — не распрямляясь, сутуля спину. Жаль, нельзя вытянуть нос! — Я вас спрашиваю: написали? Хороший вопрос! — Ваше преосвященство! — возопил я, вновь падая на колени. — Не сподобил Господь грамотой! Еле-еле по «Часослову» бреду! Прости меня, брат Азиний! Внезапно послышался смех — легкий, чуть презрительный. — Вот уж точно! Ваше письмо из Чигирина я разбирал дня два! Хорошо, сейчас я вызову секретаря, и вы все продиктуете. Я почувствовал, что меня так и тянет распрямиться. Распрямиться, задать пару вопросов — и понаблюдать за превращением его мосци в дохлую рыбу. Он мне расскажет про ксендза с гитарой! Все расскажет! А если нет? Приказы из Рима не обсуждаются с первым встречным. — Отче! — вновь заныл я. — Не сподобил меня Господь не токмо грамотой, но и разумом. Сир я, ваше преосвященство! Темен! Если ваше преосвященство соизволит объяснить мне, недостойному… Я потупил очи долу, а затем, стараясь не делать лишних движений, покосился на своего единственного зрителя. Не переиграл? Кажется, нет. Мессер Торрес тоже не большого ума. Два года назад он писал в Рим о великом чуде: на поле битвы под Зборовом пал кровавый снег. …Баталия была в июне, в лютую жару. Он встал, медленно прошелся по шатру, покрутил сложенными на пухлом животике пальцами. — Неужели сами не понимаете, сын мой? Я же просил вас изучить биографию отца Адама самым прилежным образом!.. Что-о-о-о?! — Ладно! Запоминайте и не вздумайте сбиться, когда вас станут спрашивать в Риме. Я покорно кивнул. Моя смиренная поза, кажется, пришлась его преосвященству по душе. — Ну-ну, сын мой, не пугайтесь. Возможно, ваши устные показания и не понадобятся, достаточно будет и подписи на докладе, но вдруг вас захочет выслушать кто-то из посторонних? Не из Общества. Кажется, отца Адама ожидает подвал под Святой Минервой! Но за что? — Итак… Отец Адам Горностай, называвший себя также де Гуаира, происходил из знатной русинской семьи. По одной из линий он — потомок литовского принца Гедемина. Не забудьте подчеркнуть, что все предки его — схизматики и протестанты, но его матушка, искренняя католичка, наставила сына на истинный путь… …Потому и завещала отдать меня в римский коллегиум. Пока — все правда… — …С юных лет Адама Горностая посещали боговдохновенные видения. Являлись ему ангелы в силе своей, и Пресвятая Дева, и Святой Игнатий. Последнее подчеркните особо!.. …И Сатана являлся. И Черный Херувим… — Пребывая в Индиях, отец Гуаира нес слово Божье диким язычникам. Он лично обратил в веру Христову диких кадувеев, претерпев при том страшные пытки от рук их мерзких колдунов… …Это точно! Говорят, пить пришлось целую неделю? Но позвольте, кадувеев крестил отец Мигель, я тогда был еще мальчишкой!.. — Крестил он также народ тумрагами, и народ кечва, и народ чимакоки, и народ чигуани… …Что за бред! — Смилуйтесь, ваше преосвященство! — вскричал я. — Вовек не запомнить мне сих мерзких имен! Снова смех — снисходительный, сочувственный. — Хорошо! Мы это напишем сами. Только не забудьте, если спросят: в Гуаире отец Адам лично исцелил пять тысяч человек, когда началась чума, а также еще семь при эпидемии оспы. Запомнили? Чума — пять тысяч, оспа — семь. Я почувствовал, что превращаюсь в брата Азиния. — Не забудете? Хорошо! Теперь о его путешествии на Русь. Поехал он туда, дабы вознести молитвы на могилах братьев, погубленных злодеями-черкасами… Так-так! А что сталось с этими братьями, его мосци, кажется, и не очень интересно! Выходит, знали? Все знали! — Теперь чудеса. Обязательно во всех подробностях напишите о спасении этой девицы. Как ее, Ружская? — Ружинская, — промямлил я. — Итак, спасение девицы. Это у нас чудо первое. Затем спасение своих спутников от шайки запорожцев — чудо второе. А в общем, смелее, чем больше — тем лучше! И не забудьте, что он мог говорить на всех языках без толмача. В этом виден перст Божий! Перст Божий внезапно показался мне секирой. Торрес — дурак, но дурак такого не придумает. Мне дали гитару, послали на верную смерть. А что теперь? — Но особенно подробно остановитесь на последнем чуде, совершенном отцом Адамом. Жалея посполитых, обманом и силой завлеченных на верную гибель в лагерь под Берестечком, он воздвигся на подвиг бескорыстной любви, проведя их через непроходимое болото. Больше деталей, пожалуйста! Женщины, дети… Там были дети? Я честно попытался вспомнить. Не смог. — Неважно! Были, конечно! Итак, дети тонут, тянут ручонки, отец Адам поднимает крест, произносит слова… Что он там говорил? Впрочем, не надо, над этим пусть подумают в Риме. Итак, подвиг бескорыстной любви, ну а затем — мученическая смерть от рук озверевших казаков. Когда его убивали, рядом был православный священник? Хорошо, чтобы был! Казаки пытают отца Адама, поп-схизматик требует, чтобы он отрекся от католической веры… |