
Онлайн книга «Пастух медведей»
А зима бежит без боя. Где целуют губы всласть И смеются над судьбою. Потому-то все подряд, Морщась от дождя и ветра, Музы жадно ловят взгляд Загулявшего поэта! * * * Каждое утро несу конвертик И, возвращаясь, не жду ответа. Ты далеко, и тобою вертят Разные люди… зачем-то… где-то… Можешь быть слабой, это естественно, А я… что я? Становлюсь философом. Упиваясь собственным бездействием, Оттачиваю ответные вопросы. Народ пьет пиво. Его цена Вполне доступная для поэта. Кто-то спивается… Чья вина? Кого-то в психушку везет карета. Но я — камень. Меня можно бить, Не боясь расколоть. Я не чувствую боли. А если камню захочется пить, Бросьте росинку, — и он доволен… Тем более дождь. Такой, как здесь, — На несколько дней стекловидной массой… У «волчьего города» мокнет шерсть, Но все попытки сбежать — напрасны. А я вспоминаю твое лицо. Вижу глаза… остальное застит Небо, насыщенное свинцом. Где же ты, где ты — наше счастье? Ветер ознобом бежит по спинам Каменных львов, те прижали уши… Вечером водки глотну с малиной. Мне не хотелось, но кашель душит. Осень крадется походкой рысьей. Я обещаю — мы будем вместе. …Если однажды не будет писем, Значит, тебе отдадут мой крестик… * * * Прозрачной веткой серебря Безудержность крылатой ночи, Немая доля многоточий Взойдет над гробом декабря. Раскроет ветреный мотив Шальных и шалых губ русалки, И горьким смехом из-под палки Взлетит к венцу российских нив. Разрежет вязь чугунных струй Ограды, выковавшей — реку… Волна подобна человеку, Вдыхающему поцелуй. В безветрии зеленых рос, Когда линейный шепот громок И рвань несдержанных постромок Несет твой выдох под откос… Разбрасывай шальную кровь! Эпоха не считает всходов, Пробившихся в душе народов, Извечно топчущих Любовь! Пусть даже я, не догорев, В обугленном плаще презренья Уйду… Но было — Озаренье! И цвет, и образ, и напев… * * * Черный город… Он не лечит душу. Поливает спины львов слезами. Сыростью тумана сфинксов душит И глядит бесцветными глазами На живого, гордого поэта — Казака, художника, бродягу… А у вас, наверно, бабье лето? А у нас без зонтика — ни шагу… В четкий ритм партикулярных линий С древностью петровской позолоты — Невозможно втиснуть запах пиний, Вкус полыни, свежесть первой ноты Хлебниковских строчек… И не надо. Воздух здесь перенасыщен грустью. Вязкая, чугунная ограда Никуда меня уже не пустит… Невская возвышенная слякоть Давит с основательностью танка. Даже Муза не решится плакать, Чтоб не забрала к себе Фонтанка. Говорят, что там вода воочию Тянет к неизбывному покою. Черный город вышел белой ночью И уже идет, сюда, за мною… * * * Раздели со мною смерть, Кареглазая подруга… О Васильевскую твердь Расшибает лица вьюга Людям, шедшим до конца Перпендикулярно веку. Злые капельки свинца Отмечали эту веху, На груди или на лбу Прорастая розой алой, А плеваться на судьбу Или глупо, или мало. Тем, кого не втиснуть в строй, Режут головы и ноги. Милосердною сестрой Представляется убогим Обольстительная мгла Деревянной крышки гроба… Суд толпы, из-за угла, Ждет, пока мы рухнем оба В грязь и в пепел, в пыль и в тлен, В лужу зависти и сглаза, — Ибо в Книге Перемен Наш конец давно предсказан. Мир без смерти был бы сер… Вот — с отчаяньем и верой — На двоих один фужер Самой быстрой, высшей, меры! * * * Она уедет в далекий город, Где ждет супруг, где ждут друзья, Где каждый камень любим и дорог, Где все — ее, где все — не я. Она уедет, наставит точек, Простит сумбур моей руки. Из состраданья изменит почерк, Как ритм стиха в конце строки. Ей будет больно, ей будет сладко, Ее любовь прольет слезу. Седой Исаакий поправит шапку, А шпиль петровский наточит зуб. Ей все там рады, напоят чаем, Как бы случайно припрячут крест, А если спросят: «Что отмечаем?» Весь город грянет: «Ее приезд!» Она забудет, и ей помогут Под шум столичный, фужерный звон, Все-все притрется, и понемногу Сойдет с загаром вчерашний сон. Она проснется, вполне уместно, Заскочит в ванну и примет душ. Холодный Невский широким жестом Ее запишет в ранг верных душ. Металл Фонтанки змеится в камне… Я режу вены — течет любовь! А волчий город глядит в глаза мне, И скалит зубы, и лижет кровь… * * * В Петербурге не видно звезд. Тучи в пляске святого Витта Небо приняли за погост В грязно-серых могильных плитах. Я за ними в упор слежу Из окошка шестой палаты, Словно кладбищем прохожу И считаю свои утраты. На душе так легко — легко… От обиды любой, невзрачной, Сердцу хочется мотыльком Биться в пламень луны прозрачный. Или долго кричать в туман, Поглощающий сны и даты, Сквозь венозные воды ран По каналам спеша куда-то. |