Онлайн книга «Персональный ангел»
Дмитриев был министр внутренних дел. – Ясно, Тимофей Ильич, – коротко сказал Леша. – Идемте, Олег Николаевич? – Я… – промямлил Приходченко, – я… – Ты потом все ему скажешь, – Диана улыбнулась сквозь слезы и потащила Приходченко за рукав. – Поедем быстрее, Олег. Все теперь будет хорошо… – Игорь Вахтангович, найди мне Дмитриева, – велел Тимофей. – Не отвечает мобильный. Абдрашидзе рысью побежал к двери, но вернулся и вдруг опустился на одно колено перед громадным Тимофеевым столом и прижал руки к сердцу. – Вы – человек, Тимофей Ильич, – произнес он с грузинским акцентом. – Я рад, что работаю с вами! Он проворно поднялся и отступил к двери, лицо у него дрожало от полноты чувств. Катерина проводила его глазами, подошла к Тимофею, ошарашенно смотревшему на дверь, и, взяв в ладони его лицо, сказала: – Я люблю тебя. И стремительно вышла. Тимофей взял чашку и расплескал на брюки весь кофе. Потом он поставил чашку и долго смотрел, как расплывается на дорогой темной ткани мокрое пятно, похожее на кровь. * * * – Алло! – Ну что ж… поздравляю, мы почти у цели. Девушка очень облегчила нам задачу. Мы даже не ожидали, что все так хорошо получится… – Никто не ожидал… – Да не волнуйтесь вы! Никто ничего не заподозрит. Что ж вы нервный такой, это смешно просто! – Вам смешно, а мне не очень. Я каждый день боюсь. Спать перестал, снится, как все выплывает наружу… – Это у вас с непривычки. Бросьте нервничать, осталось совсем чуть-чуть, лето продержаться, и мы его завалим… – Да вы уже пытались! Машину зачем-то обстреляли… – Случай уж больно подходящий был. Решили, что если повезет, – убьем, а нет, так напугаем как следует… – Да ни черта он не боится! Чего ему бояться? Только шум подняли неизвестно зачем и службу безопасности переполошили. Будут теперь землю рыть. – Ну и будут. Все равно ничего не нароют, я вам гарантирую! – Деньги перевели? – Конечно. Все как договаривались… * * * Страсти улеглись очень быстро. Все, присутствовавшие при историческом объяснении Тимофея Кольцова и Олега Приходченко, почли за благо особенно на этот счет не распространяться. Олег, выручив сына, вернулся на Ильинку, в офис Тимофея Ильича, но тот принял его стоя, сказал холодно, что инцидент исчерпан, а в словесных излияниях он не силен. Так что прошу прощения, очень много работы. Катерина, захлебываясь от восторга, поведала обо всем родителям, которые давно и хорошо знали Олега и очень ему сочувствовали. – Он молодец, твой Кольцов, – произнес Дмитрий Степанович с удивлением. Марья Дмитриевна внимательно изучала дочь, лучше отца понимая, что ее безудержный восторг имеет какие-то более глубокие корни. – Будь осторожна, – сказала она, когда они остались одни на кухне. – Я очень тебя прошу, будь осторожна, Катенька… Он очень странный и, по-моему, очень тяжелый человек. Попробуй оценить его трезво. – Я не могу трезво его оценивать, – ответила Катерина печально. – Я в него влюблена. Марья Дмитриевна в сильном расстройстве ходила по просторной кухне. – Ты совсем ему не пара. Он необразованный, мрачный, у него чувства юмора нет! – Есть! Но мать не слушала ее. – Вся его сила и притягательность – в несметных деньгах. И я понимаю, какое в молодости это имеет значение. Но все-таки, Катя… Катерина оскорбилась. – Мам, куда тебя понесло? При чем тут деньги? У нас всю жизнь есть деньги, и я сама давно и прекрасно зарабатываю… – Катенька, это вещи совершенно разного порядка – то, что зарабатываешь ты, или мы с отцом, и то, что есть у него. Не прикидывайся, пожалуйста, что ты этого не понимаешь. – Марья Дмитриевна остановилась напротив Катерины и взглянула на нее с такой жалостью, как будто Тимофей Кольцов уже погубил ее молодую жизнь. – Папа в восторге, что он помог Олегу. И я тоже в восторге. Но ему-то это ничего не стоило, Катя! Он не отдал ему последнюю рубаху, правда ведь? А жену он простил не оттого, что он благородный, а оттого, что он равнодушный, понимаешь? Ему нет до нее никакого дела, вот и все. Насупившись, потому что мать отчасти была права, Катерина ковыряла вилкой скатерть. – Ему и до тебя нет никакого дела. – Марья Дмитриевна подошла и обняла дочь. Катерина слышала, как мерно бьется ее сердце, как тикают часы на душистом запястье. На глаза навернулись слезы. Неужели… неужели правда? Вдруг правда? – Ты привлекаешь его потому, что ты – явление абсолютно недоступное его пониманию. Не знаю, где он там вырос, но, очевидно, он мало встречал таких женщин, как ты… – Мамочка, я знаю твою теорию о нашей с Дашкой уникальности и неповторимости, – высвобождаясь, заявила Катерина. – Можешь не излагать. Но к Тимофею это не имеет отношения. Если бы он хотел, он получил бы десяток таких, как я. – Он дважды был женат. Дважды! На женщинах, которых, как я понимаю, он покупал, причем вполне сознательно. Что в нем есть еще, кроме денег, Катя? – Мамочка, – сказала Катерина и отвернулась к окну, за которым млели теплые летние сумерки. – Теперь уже проверить ничего невозможно. Любую женщину, которая приблизится к нему на расстояние вытянутой руки, можно заподозрить в том, что ей нужны его деньги. Мне не нужны его деньги. У меня своих навалом. Он сильный, решительный, умный, талантливый, стойкий. Он добрый, хотя сам об этом не знает. – А ты знаешь? – А я знаю, – упрямо подтвердила Катерина. – Он делает о-очень большие дела. Он работу дает тысячам людей… – Ну, понесла! При чем тут это? – Да ни при чем! – с досадой выкрикнула Катерина. – При том, что его есть за что любить. Ты, между прочим, думаешь, как он. Он тоже уверен, что его любить нельзя. Можно любить только его деньги и влияние. – А ты ему, конечно, уже сообщила о своих пылких чувствах? – Конечно, – подтвердила Катерина и улыбнулась. – Давно уже. Он жутко перепугался. – Постарайся уйти без потерь, – тихо попросила Марья Дмитриевна. – Я понимаю, конечно, что это вряд ли возможно, и моя пылкая дочь уверена, что все делает правильно. Но я прошу тебя – постарайся уйти без потерь… |