Книга Мятежные ангелы, страница 34 – Либба Брэй

— Все в порядке, мадам?

— Да, в полном. Мистер Дойл съест пирожное и выпьет чаю попозже, — отвечает бабушка таким тоном, словно ничего важнее пирожного в мире не существует.

После этого чрезвычайно нерадостного обеда мы с отцом сидим за шахматным столиком. Руки у отца дрожат, но соображает он на удивление хорошо. И всего за шесть ходов полностью разбивает меня, ставит шах и мат.

— Невероятно! — восклицаю я. — И как только тебе это удалось?

Он стучит пальцем по голове.

— Необходимо понимать своего противника, знать, как он думает.

— И как же я думаю?

— Ты видишь тот ход, который кажется очевидным, и принимаешь его как единственно возможный, и поспешно двигаешь фигуру, не думая о последствиях, не пытаясь понять, есть ли какой-то другой вариант. И это делает тебя уязвимой.

— Но это и был единственно возможный ход, — возражаю я.

Отец поднимает палец, заставляя меня умолкнуть. И расставляет фигуры на доске так, как они стояли два хода назад.

— Вот, смотри.

Но я вижу то же самое, что и до этого.

— Твоя королева открыта.

— Поспешность, поспешность… Просчитай несколько ходов вперед.

Я по-прежнему вижу только королеву.

— Извини, отец. Я не понимаю.

Он показывает возможное развитие событий. Слон замер в ожидании, завлекая меня в пиковое положение, откуда уже невозможно отступить.

— Весь секрет в том, чтобы как следует подумать, — улыбается отец. — Так сказала бы твоя матушка.

Матушка. Он произнес это вслух, слово, которое не следовало бы произносить.

— Ты очень, очень на нее похожа. Как мне ее не хватает!

Он закрывает лицо ладонями и всхлипывает.

Я не нахожусь, что сказать. Ни разу в жизни не видела отца плачущим.

— Мне тоже ее не хватает.

Отец достает из кармана носовой платок и сморкается.

— Мне так жаль, малышка…

Но тут его лицо светлеет.

— Я приготовил тебе подарок на Рождество. Как думаешь, если я отдам его тебе раньше времени, будет ли это значить, что я тебя балую?

— Да, еще и как! — восклицаю я, стараясь хоть как-то поднять ему настроение. — И где он?

Отец подходит к старинной застекленной горке и дергает дверцы.

— Ох… заперто. Уверен, ключи лежат в комнате бабушки. Ты не могла бы принести их, дорогая?

Я несусь в комнату бабушки, нахожу ключи на ее ночном столике и возвращаюсь обратно. Руки отца дрожат так, что он с трудом может отпереть дверцы.

— Это драгоценности? — спрашиваю я.

— Можно и так сказать, мне кажется.

С некоторым усилием он открывает стеклянные дверцы и передвигает предметы, стоящие внутри, в поисках чего-то.

— Куда же я это положил? Погоди-ка…

Он открывает незапертый ящик внизу и достает из него нечто, завернутое в красную бумагу, с веточкой остролиста под лентой.

— Надо же… она все время лежала там, в ящике.

Я кладу пакет на кушетку и срываю хрустящую бумагу. В свертке я нахожу экземпляр «Сонетов с португальского» Элизабет Баррет Браунинг.

— Ох, — выдыхаю я, надеясь, что в моем голосе не слышится разочарования. — Книга.

— Да, она принадлежала твоей матери. Это ее любимые стихи. Она обычно читала их мне по вечерам…

Он умолкает, не в силах продолжать.

— Отец?..

Он обнимает меня, прижимает к себе.

— Я так рад, что ты дома, Джемма…

Я чувствую, что должна что-то сказать, но что именно — не знаю.

— Спасибо за книгу, папа…

Он отпускает меня.

— Да. Наслаждайся ею. И… ты не могла бы отнести обратно ключи?

Входит миссис Джонс.

— Извините меня, сэр. Вот это только что принес посыльный, для мисс Джеммы.

— Да-да, — несколько раздраженно откликается отец.

Миссис Джонс подает мне сверток и письмо.

— Спасибо, — благодарю ее я.

В письме содержится официальное приглашение на ужин, адресованное бабушке.

Виконт и леди Денби были бы рады присутствию на ужине мистера Джона Дойла, миссис Уильям Дойл, мистера Томаса Дойла и мисс Джеммы Дойл — во вторник, семнадцатого, в восемь вечера. Мы были бы рады получить ответ.

Можно не сомневаться, бабушка с превеликим удовольствием ответит согласием.

Так, теперь пакет. Сорвав бумагу, я нахожу прекрасную бархатную коробочку от Саймона Миддлтона с приложенной к ней запиской, гласящей: «Для хранения всех ваших тайн».

Удивительно, однако отец не задает мне ни единого вопроса о подарке.

— Джемма, детка, — рассеянно говорит он. — Отнеси обратно ключи. Ты ведь у меня золотая девочка?

— Да, отец, — говорю я и целую его в лоб.

Я бодро направляюсь в комнату бабушки, кладу ключи на прежнее место, потом бегу в свою спальню, ложусь на кровать и рассматриваю замечательный подарок. Я снова и снова таращусь на записку, изучаю почерк Саймона, восхищаюсь сильными, красиво очерченными буквами. Саймон Миддлтон. Еще вчера я даже не подозревала о его существовании. А теперь только о нем и думаю. Странно, какие иной раз повороты совершает жизнь.

Должно быть, я задремала, потому что просыпаюсь от громкого стука в дверь. Часы показывают половину первого. В комнату врывается Том. Он ужасно зол.

— Это ты дала ему эту дрянь?

— Ч… что? — изумляюсь я, и сон мгновенно слетает с меня.

— Ты дала это отцу?

Том сжимает в руке коричневую бутылочку. Опиум.

— Конечно, нет! — возмущаюсь я, окончательно приходя в себя.

— Тогда, скажи на милость, где он это раздобыл?

Том вообще-то не вправе влетать вот так в мою спальню и нападать на меня.

— Я не знаю, но я ничего такого ему не давала! — отвечаю я весьма резко.

— Я запер его в старинной горке. А ключи есть только у меня и бабушки!

Я опускаюсь на кровать, ошеломленная до головокружения.

— Ох, нет… Он попросил меня открыть горку, чтобы заранее отдать мне рождественский подарок…

— Я ведь предупреждал тебя, он очень хитер! Разве не так?

— Да, ты предупреждал, — соглашаюсь я, не в силах поверить во все это. — Мне очень жаль, Том.

Брат нервно запускает пальцы в волосы.

— Он уже так хорошо справлялся…

— Мне очень жаль… — повторяю я, хотя это не утешает ни Тома, ни меня. — А не лучше ли просто выбросить это в мусор?