Онлайн книга «Как закалялась жесть»
|
— How is the performance? [9] — шепотом спросил Борис. — Спектакль не порнографический, но очень хороший, — ответила Елена обычным голосом — чтоб все слышали. Дамы в ложе укоризненно покачали головами. Мужчины хмыкнули, прикрыв рты платочками. — My fairy lady, — зашептал Борис. — Firstly, such equivocal jokes here are indecent. Secondly, if I’m not wrong, we have got an English speaking evening. [10] — I beg your pardon, a thousand apologies, a million apologies [11] … — она поднесла к глазам бинокль. — Look, a singer’s eyelids have turned blue. [12] И под глазами синева. Не высыпается, бедняжка — театр, семья, любовники… — This is a make-up, I suppose. [13] Елена аккуратно сместила взгляд — к зрительному залу. Положила бинокль на красный бархат. Еще повернула голову… Вадим сидел совсем рядом — в крайней ложе бенуара. Вадим с завораживающей фамилией Балакирев. До него было метров пять-семь, не больше. От пяти с половиной до шести с половиной ярдов — в пересчете на «английский вечер». Вадима Балакирева совсем не интересовало происходящее на сцене — он смотрел только на Елену, она это чувствовала. Взгляды на миг соприкоснулись. Между ложами проскочила невидимая залу искра… только бы Борька ничего не заподозрил, озабоченно подумала Елена, — он дядька наблюдательный и ревнивый… Страсти в спектакле, между тем, разгорались нешуточные. Взбешенный дож распекал потерявшую голову дочь: …Что себе ты позволяешь?! Ах, ты дура! Ах, ты шлюха! С Казановой загуляла, ты — дрянная потаскуха! Ох-ха-а-а… Ох-ха-а-а… Ох-ха-ха, ха-ха, ха-ха… Елена наклонилась к самому уху Бориса: — Пошлятина. I’m so indignant, I can’t find any words. I’m going to look for. [14] Тот встрепенулся. — Подождите! Вы куда? — забыв про свой английский. — Куда — куда?! Мочевой пузырь освободить. Драгоценнее мочевого пузыря у девочки ничего нет, ты сам слышал. Я бы дополнила этот список прямой кишкой. Насчет кишки намек понятен? — Ну, не знаю, Эва Теодоровна просила… — Вот тебе моя сумочка, — зашипела Елена. — Залезь в нее и оставь себе. Нет, ты залезь! Там все мои деньги, кредитка, мобильник, ученический билет, паспорт. Куда, по-твоему, я без этого денусь? Мягкую бумажку с собой не беру, думаю, в туалете найдется. — Я с вами, — сказал Борис. Даже попу от кресла оторвал, скотина. — Может, вы меня до толчка проводите? Подите, пожалуйста, на фиг, Борис Борисович! Это было сыграно вполне убедительно. Соседи начали коситься. Елена вышла, а гувернер остался сидеть, тупо глядя в пространство. Вряд ли он обратил внимание на то, что крайнюю ложу бенуара тут же покинул долговязый, коротко стриженый парень. 32. Встретились, где договаривались — в боковом фойе с противоположной стороны от сцены. Подальше от глаз ревнивого гувернера. Фойе было просторным и пустым. Елена хотела сесть на диванчик, но Вадим, облапив ее длинными руками, полез целоваться. Разумеется, она была не против, и некоторое время они стояли, слившись в одно целое. Он расстегнул ей пуговицу на брючках и залез в трусы, — разумеется, она была не против. Кто-то вышел из буфета, кто-то вошел — им было плевать. Наконец она опомнилась: — Стоп, снято! — Соскучился, бля, — виновато сказал он, убирая руку. Это Елена понимала. Ощущала нечто похожее. Застегнулась и сказала: — Я вот для чего тебя вызвала… — Зайдем, — предложил Вадим и, продолжая держать ее за талию, увлек в буфет. — Пирожное? — спросил он, показав на подносы. — Бутерброд с икрой? — Нам долго нельзя, гувернер пойдет искать. — «Хуйвернем», — пошутил он и сам же засмеялся. — Представляешь, Борька был готов меня возле толчка караулить. — Забей. — Девушкам говорят «отсоси». — Так то девушкам… Заказываем чего-нибудь? — Ну, хорошо. Давай просто кофе… Они учились в одной школе, только Вадим — в выпускном классе. Почти взрослый. Балакирев — была его настоящая фамилия. Наверное, дальний родственник великого композитора, фамилия-то редкая. А может, нет. Елена никогда не спрашивала его о предках — незачем, пустое любопытство. Ценность Вадима состояла в другом — во-первых, это был друг. Нет, не друг, а гораздо больше, гораздо ближе! Во-вторых, он все мог достать. Из области фармакологии — буквально все. Несмотря на возраст, связи у него были фантастические. Собственно, он жил куплей-продажей специальных препаратов, — оплачивал таким образом свое обучение, содержал мать. Бизнес вел вне стен школы, потому как в школе была нешуточная служба безопасности… Сели за столик. В буфете, столь же просторном, что и фойе, посетителей было мало — только те, кто пришел в театр не ради спектакля. — Как тебе опера? Кайфуешь? — подколола Елена. — Отстой галимый, — дал Балакирев краткую характеристику. Он всегда выражался кратко. Елена передала ему листок с перечнем лекарств. — Это надо срочно, — сказала она. — Хорошо бы завтра-послезавтра. Потому я тебя и побеспокоила. — Да хоть всю ночь меня беспокой, — буркнул он, изучая список. Елена смотрела на него, такого сурового, неулыбчивого, с хищным носом и волчьими глазами, и вдруг подумала: интересно, кто мне нравится больше, Вадик или… Виктор Антонович? Идиотская мысль! Вадик надежен, как Гохран, и красив, как Аполлон на фасаде Большого, а Виктор Антонович — вот уж зверь, так зверь… вдобавок — отец… короче, сравнение некорректно по всем параметрам. И все же… Плевать, что отец, подумала Елена. Это даже упрощает дело. Какое, собственно, «дело»? Она не знала. Влечение, которое постепенно захватывало ее душу, не имело рациональной основы. — Тиопентал натрия, — потыкал Вадим пальцем. — Эта позиция… прикольно. Расскажешь потом? Так. Аминазин, атропин… |