Онлайн книга «Бомба для председателя»
— Я не имею к этому никакого отношения. — Где вы работаете, господин Шевц? — Постоянно нигде. Я работаю время от времени по договору, чтобы обеспечить себе возможность для творчества. — Творчества? — Я поэт. — Где вы публиковались? — Пока нигде. Вы думаете, это так легко у нас — опубликоваться? — А разве трудно? — Еще как… Без связей попросту невозможно… Или если не поддержит какой-нибудь меценат… А я из рабочей семьи, откуда мне взять богатых покровителей? — Пожалуйста, взгляните на это фото. — Это я. Знаете, самое выгодное дело — наняться в какую-нибудь съемочную группу… Они неплохо платят, и потом, это временно… Люс снимал свою картину, и меня привлек один из его помощников. — В чем заключалась ваша работа в группе? Как называлась ваша должность? — Точного названия нет… Говорят: «Работает в окружении». В тот день, когда я снят… — Какой это был день? — Из-за этого дня целая шумиха была на телевидении, я смотрел… По-моему, это было девятнадцатого, тут Ленц не прав. А может, двадцатого или двадцать первого, не помню толком, но только не двадцать седьмого. Ну вот… Они мне тогда сказали, что будут снимать, как отдыхает молодежь на пляже, попросили поболтать с разными ребятами так, чтобы собрать их в кружок… — Кто вас просил об этом? — Не помню. — Люс просил? — Нет, Люс сказал, чтобы я не смотрел в ту сторону, где они спрячут камеру. Чтобы все было естественно… — А кто вам сказал, что там Кочев? — Этот шпион? В очках? Никто не говорил. Я и не думал, что он красный… — Почему вы считаете его шпионом? — Потому что он предлагал мне деньги на издание книги… — Когда? — Вечером. Я ведь на пляже читал стихи, мы пили… Я читал стихи, а красный сказал, что это талантливо и что он любит такую поэзию. — Ну-ка, продекламируйте мне то, что вы ему читали… — А я не ему читал… Я же не знал, что он красный. Я читал всем. Я только потом узнал, кто он. Это у меня есть такой ноктюрн…Море идиотизма Пополняется ручьями глупости. Но ведь ручьи рождены снегом, Который тает? Возможно ли из белизны рожденье грязи? Где логика и в чем секрет проблемы? А может быть, бессилье чистоты Обречено на превращенье в ужас? А сила, пусть в крови, в истоме стали, В конце концов останется булатом С отливом синевы? Загнать моря в ручьи. Ручьи вернуть снегам. Снег пусть окован льдом. А я пусть стану тем, Кто властен над природой. Закон мой прост, но чист, Он требует любви, Свободы, силы. Он требует меня — для вас! Эй, ждите! Я иду! — Где-то перекликается с Энцесбергером… — С этим ублюдком? Господин прокурор, я стою с ним на разных позициях! Он же за волосатых! — Да? Может быть. Я ведь говорю как дилетант… Ну и что дальше? — Кочев сказал, что это интересно, и спросил, где это напечатано, а я сказал, что это написано чернилами на моих ягодицах. Простите, я, наверное, не имел права вам так говорить, но я ему так сказал, именно так. Он спросил: «Почему вы не публикуетесь, Иоганн?» А я ответил, что он столько же знает о нас, сколько мы о них, и он с этим согласился… А когда мы в центре разошлись, он предложил мне вечером повстречаться, он сказал, что хочет послушать мои стихи… Он сказал, что вечером пойдет в «Ам Кругдорф», это такой маленький ресторанчик возле университета, и что мы можем перед этим с ним увидеться… Вот… — Дальше? — Мы с ним увиделись, а он говорит, что если мне нужны деньги на издание стихов, то он может мне помочь. «Или, — говорит, — давайте мне ваши стихи, Иоганн, я их покажу у нас дома, мы их напечатаем…» А я сказал, что, конечно, лучше мне одолжить деньги на издание книги… Он спросил — сколько, а я сказал, что я толком не знаю, сколько стоит издание поэтического сборника в маленькой типографии. Он спросил: «Тысяча марок устроит?» Ого, еще бы не устроила! А как мне их вернуть? Что, если я не продам книг на тысячу марок? Наши сволочи разве читают поэзию? Они только смотрят грязные фильмы из Штатов, где барахтаются в постели или стреляют ковбои… Спросите наших, кто читал Гёте? Из тысячи один. А если и читали, то этого ядовитого Гейне… А он такой же немецкий поэт, как я — французский. — Почему вы так настроены против Гейне? По-моему, он большой поэт. — А я разве сказал, что он маленький поэт? Он замечательный поэт, но он зол и дедуктивен, это свойственно людям его национальности. Разве Мендельсон плохой композитор? Но Вагнер выше. И Мендельсон в этом не виноват, я его, кстати говоря, обожаю. Он замечательный композитор. — В этом с вами трудно не согласиться… — Кочев, кстати, не согласился… Но неважно. Он, — продолжал Шевц, — сказал: «Я дам вам деньги, и не думайте о том, когда вы их сможете вернуть… Но мне, — продолжал он, — как ученому-социологу, хотелось бы попросить вас о любезности… Сюда приедут мои друзья: познакомьте их с молодыми интеллектуалами, расскажите моим друзьям, кто и как думает о нас и о вас, о ваших нацистах, капиталистах, о Мао…» Я сразу смекнул, в чем дело… Он думал, что если поэт, то, значит, блаженный. Я сначала-то подумал: ну и возьму я ваши деньги, а ничего вам говорить не стану, но потом я сказал себе: «Иоганн, с этого нельзя начинать. Нельзя грязнить себя в самом начале…» И я ответил ему: «Идите прочь! Ищите себе агентов в республиканском клубе!» Он засуетился, стал говорить, что я его не так понял, а я повернулся и ушел… — И больше с ним не встречались? — Нет. — Где вы с ним увиделись? — Возле остановки метро. — Какая станция? — Онкл Томс Хютте… — В какое время?.. — Часов в одиннадцать… — Он стоял в метро или был наверху? — Там же все наверху! — Вы не путаете? Может быть, вы увиделись с ним в центре? На станции Шмаргендорф? Если вы говорите, что увиделись в одиннадцать часов? — В центре? Нет… По-моему, нет… Да нет же, конечно, возле метро… — Почему вы не сказали об этом раньше? — Не дело поэта таскаться по полициям. Его дело — самому быть честным… — Вы утверждаете, что Кочев предпринял попытку вербовать вас? — Конечно. А как же иначе можно это расценить? — Иначе? Можно и иначе… Представьте, что его друзья собираются к нам и что действительно они интересуются, чем живут наши молодые интеллектуалы… |