Онлайн книга «Человеческий фактор»
|
– Интересно, – жестковато сказала Жанна. – Оказывается, не я засветилась, а ты... Я, выходит, не в счет? – Твои ребята ведь понимают, что ты берешь эту штучку не для себя. Значит, для меня. – А ты кто? – без улыбки спросила Жанна. – Не понял? – Вопрос у меня такой возник... Ты кто? Могу ответить вместо тебя... Ты – никто. И звать тебя никак. Понял? – Нет. Не понял. – О том, что я живу с тобой... Как бы наша жизнь ни называлась... Мои ребята не знают. Тебя для них попросту нет. Ты для них не существуешь. Где я живу, с кем, на каких условиях... Это их не касается. Да, мы с ними знакомы, да, у нас были общие дела, да, мы уцелели, хотя уцелели не все... А ты-то здесь при чем, Валентин Евгеньевич? Епихин почувствовал уязвленность. Хотя Жанна его успокоила, она заверила, что ее добрые знакомые ничего не знают о нем, но ее вопросы, ответы зародили в нем обиду. Он поерзал в кресле, сумку с пистолетом снял с колен и положил на пол. – Как-то ты сурово со мной... – Ты спросил – я ответила. Ты забеспокоился – я успокоила. Никто в мире, кроме меня, не знает, что ты интересуешься огнестрельным оружием. Но поскольку я принесла пушку в дом, мне нет смысла тебя сдавать. Я в чем-то ошибаюсь? – Да нет... Просто тон слегка задел. – Хорошо. Давай объяснимся. Ты заподозрил меня в том, что я тебя сдала. Неважно как – по глупости, неосторожности, по злому умыслу или еще как-то... Неважно. Я заверила тебя, что не сдавала. А если кто и засветился, то я. Я, а не ты. Можешь свои игры продолжать и дальше. – Игры? Я играю? – возмутился Епихин. – Мне так кажется. – Почему тебе так кажется?! – Легкие нестыковки, – Жанна развеяла перед лицом сигаретный дым. – Легкие нестыковки, Валя. – Какие? – Почему тебя так задела цена этого изделия? Ведь деньги-то не твои, их тебе вернут твои заказчики. – Меня не задела цена... Я просто удивился цене, независимо от того, чьи это будут деньги. – Почему ты не взглянул на пистолет? Ты до сих пор не решаешься открыть сумку. Ты слишком серьезно к нему относишься. К чужой вещи, к вещи, предназначенной для чужих людей, относятся проще. Ну и так далее. Ладно, хватит об этом... Подобьем бабки. Ты чист. Тебе некого опасаться, кроме меня. А я завязла. Я не имею права тебя сдавать. Даже ради собственного спасения. Ты это понимаешь? – Вполне. – Вопрос исчерпан? – Да. Только хочу тебе напомнить... Я из этого пистолета стрелять не собираюсь. – Очень хорошо. Меня это устраивает. Мы же договорились – вопрос исчерпан. Забыли. Деньги мне понадобятся завтра. – Я тебе дам их сегодня. – Тогда наливай. Я не привыкла к таким разговорам. Хочется выпить. Да и тебе, наверное, тоже. По-моему, у нас что-то осталось, – Жанна поднялась и прошла на кухню. Тяжело осев в кресле, Епихин слышал хлопок холодильника, стук бутылки о стол, звон стаканов. Потом подали голос тарелки – на пластмассовую поверхность стола они падали, будто спрыгивая с какой-то высоты. Пискнули вилки, звякнул нож, раздался зовущий хлопок пробки и наступила тишина. Епихин понял, что пора идти. С трудом поднявшись из кресла, он медленно, будто опасаясь каждого своего шага, двинулся в сторону кухни. На сумку, лежащую у кресла, он так и не взглянул, опасаясь самого ее вида – черная, тяжелая, с обессиленно откинувшимся в сторону длинным ремнем. В этой сумке затаилось его будущее. И он не был уверен, что это счастливое будущее. Михась и Алик даже не заметили, как сильно изменилась их жизнь, как изменились они сами. Казалось бы, ничего столь уж значительного не произошло – несколько странных телефонных звонков в подброшенные три сотни долларов, которые они спустили быстро и охотно. Да, было еще обещание больших денег, десять тысяч долларов на брата при том, что у них не всегда находилось, на что купить по кружке пива... Это большие деньги. И нате вам – как бы переродились ребята. Стали строже, молчаливее, уже не орали на всю забегаловку, не приветствовали шумно и радостно Фатиму, когда та подносила им «Невское светлое», разговаривать стали вполголоса, будто скрывали нечто важное, что наполняло их жизнь. А ведь наполнило – ожиданием и неопределенностью. И Михась, и Алик словно чувствовали на себе внимание какой-то высшей силы, о которой они ничего не знали, только чувствовали, что такая сила есть, и она проявляет к ним интерес. В пивнушку к Фатиме заходили молча, протискивались между тяжелыми стульями в самый угол, усаживались спиной к остальному залу и тут же начинали шептаться, стараясь не привлекать к себе внимания. Каждый раз, когда в кармане Михася раздавался телефонный звонок с вибросигналом, Михась вздрагивал, спешно, путаясь в складках подкладки пиджака, лез в карман, нажимал кнопку, боясь опоздать, боясь и в то же время желая, чтобы опять откликнулись те силы, о которых они ничего не знали, но хотели, хотели вступить с ними в сговор. – Слушай, – сказал однажды Алик свистящим шепотом, отгородившись спиной от посетителей. – Тут у меня мыслишка мелькнула... Все не так просто, как может показаться. – Ну? – насторожился Михась. – Мы же его не знаем, а он нас знает. Может быть, даже в этом зале сидит и пивко попивает, на нас поглядывает, усмехается нашей простоватости. – Ну и что? – повторил Михась, раздражаясь. – А то, что денег он не даст. – Почему? – Потому что мы его не знаем. Поручит что-нибудь рисковое, мы выполним, а он исчезнет. И никаких двадцати тысяч мы не получим. – И что ты предлагаешь? – Пусть появится. – А на фиг? – Чтобы все было честно. – Нет, Алик, лучше, чтоб мы его не знали. Я, например, не хочу его знать. Мне так спокойнее. И ему спокойнее. – А деньги?! – Пусть дает вперед. Утром деньги – вечером работа. Старый закон. – А знаешь, в этом что-то есть, – согласился Алик. – Ты сказал ему, что нас двое? – Он знает. – Но ты сказал? – Отвали, Алик. Сказал, и не один раз. И он открытым текстом заверил – по десять тысяч на брата. – А знаешь, – все тем же свистящим шепотом заговорил Алик, – если он так легко согласился дать нам по десятке, то за хорошую работу мог бы накинуть еще кое-что... А? – Мысль, конечно, интересная, но только вот что-то он замолчал.. Я бы на его месте вообще затеял переговоры с несколькими ребятами и посмотрел, кто справится лучше, кто покруче... |