Онлайн книга «Служебный разбой»
|
Бянко зло отстукал на клавиатуре: «враг гомосексуалистов». Получилось: «Отец Боун – враг гомосексуалистов». Хмыкнув, Сергей захлопнул ноутбук. Конечно, это – шутка, и он эту фразу потом сотрет. С такими «отцами» и всякими «меньшинствами» требовалось вести себя тактично, иначе останешься кругом виноватым, с костями схрумкают. Фруев подвел к Бянко застенчивого стажера. Да, только с сыном Африки ему и не хватало для полного счастья по городу ходить. Сергей без энтузиазма протянул стажеру руку для пожатия. – Сергей Бянко. Серафим. – Анисим, – белозубо отозвался стажер, расплываясь в подкупающей улыбке. – Фруев сказал, тебя зовут Анус. – Можно Анус. – Добрый ты. Знаешь, что главный велел? Нам с тобой ехать к поэту Контенко. Возьмем у него интервью. Ты на машине? – Нет. У меня нет машина. Сергей выгрузил из своей сумки блокноты с заготовками интервью и статьи об отце Боуне, с подозрением посмотрел на Фруева – у того была дурная привычка рыться в чужих бумагах, – но прятать материалы в стол не стал: хочет, пусть читает эту лабуду. Обняв стажера за плечо, Бянко увлек его к выходу. – Я в фильмах всегда видел: приходит стажер – и уже на личной машине, круто упакованный, с ай-подом. Есть ай-под? – Нет. – Мобильник-то у тебя есть? – Нет. – И у меня нет. Нищие какие-то мы с тобой. А почему у тебя нет ни машины, ни мобильника? Стажер, виновато улыбаясь, пожал плечами. Сергей нахмурился. – Ты что, не торгуешь наркотиками? – Нет. – Твои земляки все торгуют. – Я не торгуют. – Ха-ха-ха. Я шучу. Юмор это. Пойдем. Что надулся? Не понял юмора? Когда Сергей покинул редакционный зал, из-за лакированной двери кабинета выглянул взъерошенный Калашников. – Бянко ушел? – Ушел. – Что же делать? Совсем не подумал. Мне в вечерний блок край надо вогнать его статью об отце Боуне. – Он материалы про Боуна на столе оставил, – отозвался Фруев. – Фруев, друг, обработай их. – Серега не обидится? – За это не волнуйся. Через полчаса Фруев принес Калашникову на подпись готовую статью. Редактор подписал ее не глядя. Когда статья попала на стол зама Воскуткова, тот обалдел: – Фруев, ты с ума сошел? – А что? – Заголовок: «Отец Боун – враг гомосексуалистов». – Бянко сам этот заголовок придумал, я только обработал материал. – Так это Бянко… Тогда другое дело. Фруев, надо твою подпись убрать. – Пятьдесят процентов статьи – моя работа. – Я тебе дам пятьдесят рублей за твои пятьдесят процентов. Вот, возьми, а всю славу оставим Серафиму. Оставшись один в кабинете, Воскутков самодовольно потер руки – суперскандальное название статьи принесет врагу Серафиму порядочные неприятности… * * * В дачный поселок, где был коттедж Контенко, добирались на автобусе. Стажер, озябнув, жался к холодному запотевшему окну, постоянно поддергивал поднятый воротник кожаной куртки, дул пухлые губы. Сергею было не холодно. Он задирал стажера двусмысленными шутками и вопросами, от которых Анисим терялся. – Ты заставляешь меня краснеть. – Ты можешь краснеть? Анисим шутке Сергея не засмеялся. Пришлось пояснить. – В анекдоте так говорили крокодилу: «Как ты можешь краснеть, если ты зеленый?» – Он быль зеленый или черный? – Он был зеленый. По жизни. В «Гринписе» состоял. – А-а. – Что, а? Ты же ни черта не понял из моих слов, – Сергей стал заводиться от невосприимчивости стажера к игре слов в русской речи. – Ты почему на журналиста в России учился? – Русский литература очень классный. – Английский литература тоже классный. – Я не знаю английский язык. – О-о, впервые вижу африканца, который не знает английского, но знает русский. На родине ты как изъяснялся? У вас там официальный язык – английский. – Официальный, да, но не все знать официальный язык, все говориль на родной речь. – Откуда ты знаешь русский язык? – Папа учился здесь, в Петербурге. Тогда город назывался Ленинград. Знаешь это? – Ха-ха-ха. Я это знаю – сто процентов. Я это помню. Я восемьдесят процентов своей жизни прожил в Ленинграде. – Ага. – Анисим, ну какой ты Анисим? Ты – Аннус. Это твое реальное имя – по жизни. – Зови меня Ан. Меня все звали Ан. – Почему? – Аннус – слишком длинно. – Слушай, Ан, у тебя мама – русская? – Зачем русская? Такая же, как папа, – негр. – Ты мне нравишься, Ан. Давай обсудим ход предстоящего интервью. Я буду спрашивать поэта, ты – следить, чтобы диктофон работал. – Можно, я задам некоторый вопрос ему? – Ты знаешь, кто такой Контенко? – Нет. – Что же ты спросишь? – Спросить я знаю, я журналист. – Не спрашивай только: голубой ли он? – Он голубой? Сергей радостно заржал – Анисим был, как неразумный ребенок. – Он убьет тебя. У него сын – голубой. – Гей? – Ну, это ваши зарубежные штучки – гей. По-русски их зовут – гомосеками. Ну, а когда мужики выпьют или злятся – пидорами, а когда в тюрьме сидят – петухами. – Петух – это куриный самец? – Аннус, не пиши статьи на русском языке! Коттедж в глубине огороженного забором леса не произвел на Сергея впечатления – жилье середнячка. Старик Контенко уже был в доме и не выказывал беспокойства, из чего следовало, что он еще не знал о несчастье с сыном. – Здравствуйте, Иван Анатольевич. – Проходите, молодые люди. Ага! Агентство Молодая Африка. – Нет. Мы работаем в одной газета, – заявил Аннус. – Вопросов нет, но прошу показать ваши удостоверения. Для порядка. Сергей протянул Контенко удостоверение сотрудника редакции. – Мой удостоверения нет. Забыл, – нагло солгал Анисим – у него не могло быть никакого удостоверения. – Хватит и одного. Да, все верно. Я говорил по телефону с вашим редактором насчет интервью. Проходите в гостиную. Что вас интересует? Думаю, моя скандальная поэма. Сейчас о ней много говорят. Ха-ха-ха. Поэма еще не закончена, а наделала много шума. Скандал, друзья мои, – сильнейшая реклама. |