Онлайн книга «Служебный разбой»
|
Супруга Навокова, устав терпеть нужду, выгнала актера. Оставшись с дочерью-школьницей, она зарабатывала на хлеб с маслом фасовщицей в супермаркете, а в свободное время убирала подъезды. Дочь помогала. Муж же, артист Навоков, не нашел иного выхода, как переселиться к своей теще. Теща женщина была добрая, и, прожив с ней бок о бок в ее однокомнатной квартире месяц, артист склонил пожилую даму к плотскому греху. Расточая любимой теще интимные ласки, Навоков немного расслабился – теща зятевскую зарплату не требовала, а, наоборот, делила пенсию на двоих. Но иногда Навоков грустил. Сергей и Анисим как раз застали артиста в секунду грусти – он стоял в больших наушниках перед микрофоном, готовясь озвучивать очередную мультфильмовскую роль, и грустил. Навоков был отделен от коридора, где стояли Сергей и Анисим, прозрачной стеной из плексигласа. На двери студии красовалась табличка: «Не шуметь! Не входить!» – Внимание! Начали! – откуда-то из пустоты прогремел голос звукорежиссера. На экране возник нарисованный компьютерной графикой толстый, похожий на человечка, навозный жук. Жук летел. Навоков напрягся и зажужжал, шевеля губами: – Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж-ж… Ж-ж-ж. Жук лихо приземлился перед смешной и маленькой козявкой. – Стоп! – вскрикнул из темноты звукорежиссер. – Записано. Спасибо. Навоков снял наушники и расслабился. Только тут он увидел сквозь стену Сергея с его африканским напарником и заулыбался. Отирая потное лицо платком, артист вышел в коридор. – Сережа, здравствуй. – Здравствуй, Навоков. Жука озвучиваешь? – Жука. – Много нажужжал? – Рублей триста сегодня нажужжал. – Что-то мало. Ты губами интенсивней шевели. Интенсивней! – Шутишь все. – Какие могут быть шутки! Ну, веди в буфет… Что заскучал? Платить буду я, хоть ты мне и должен пятьдесят рублей. – Мог бы забыть про пятьдесят рублей. – Не дождешься. Разговор к тебе есть, а я знаю, что во время приема пищи ты говоришь охотнее. – Это точно. – Знакомься – это Анисим, мой стажер. Навоков с благосклонным видом пожал руку Анисима. Предстоящее угощение настроило артиста на доброжелательный лад, он выпер вперед большой круглый живот и запустил руки в карманы цветной жилетки. – Не жадный ты до денег, Сережа. – Не жадный, потому такой же нищий, как ты. А у тебя будь деньги, я уверен, ты бы их зажал. Долг ведь мне не вернешь никогда. Навоков, скромничая, прихрюкнул. – Сам это знаешь. Мог бы уже успокоиться и не вспоминать о долге. – Нет. Денег не верну, так хоть удовольствие поимею, унижая за эту пятидесятку. Навоков пожал плечами, мол, как знаешь. В буфете мультстудии уселись вокруг круглого столика. Тощий высокий буфетчик, он же официант и уборщик со столов (артисты и мультхудожники имели грех живописно свинячить), не спрашивая, принес тарелку с колбасной нарезкой и хлеб. – Кофе или спиртное? – спросил он, водрузив в центре столика закуску. Сергей кивнул Навокову. Тот жадно сглотнул. Ага, нужда артиста здорово прижала – изголодался по алкоголю. Сергей закатил глаза. – Понял, – оживился буфетчик. – По двести граммов коньяку каждому. – Икру дайте, – подал голос Анисим. – Только красная, – сказал буфетчик. Навоков убрал с лица благодушное выражение. – Сдается мне, вы при деньгах. – Не надо намеков, Навоков, в долг не получишь. У тебя плохой кредитный рейтинг. Но… – Бянко мотнул головой Анисиму, тот достал из кармана десятидолларовую бумажку, – ответишь на вопросы – баксы твои. – Согласен. Буфетчик принес три стопки, графин с коньяком, бутерброды с красной икрой. Навоков торопливо наполнил стопки коричневой искристой жидкостью. Выпили. Запихнув в рот бутерброд, Навоков откинулся на спинку стульчика, проглотил закуску, потом достал из кармана жилетки пачку дешевых сигарет и с удовольствием закурил. Пуская дым, поведал: – Не люблю, когда на улице бабы курят. Думают, что это красиво, а у меня ассоциации возникают с продажными женщинами… Еще не люблю, когда девки наравне с мужиками хлещут. Сергей снова наполнил стопки. – Еще по одной. Для куражу. Выпили. Артист, отведя руку с сигаретой в сторону, проглотил еще один бутерброд с икрой. – Торопишься жить, Навоков, – прокомментировал Сергей. – Ладно, долой лирику. Расскажи, Паша, о Мулатове. – О Мулатове? Зачем тебе? – Мулатова убили позавчера. А сегодня покушались на Артема Контенко, сына поэта Контенко. Думаю, он уже умер. Артем был гомиком и «дружил» с Мулатовым. Есть мысль – Артема замочили, потому что он знал, кто «сделал» Мулатова. – Ты сыщик? – Я журналист, носитель правды. – Я не убивал Мулатова. – Верю. Но ты был его приятелем. Пил с ним на халяву. На рыбалку ездил. – Что я могу рассказать? – То, что меня может заинтересовать. Навоков задумался, докурил сигарету. Потушив в блюдце с остатками бутербродов окурок, медленно сказал: – У Мулатова был друг – земляк (Мулатов ведь из Лесорецка), они даже вроде из одного двора, учились в одной школе. Маранков… – Фамилия знакомая. – Он здесь в Питере йогуртами торговал. Помнишь рекламу – йогурты от Маранкова. Сергей ощутил прилив теплой волны – кровь стукнула в виски. Маранкова убили неделю назад. Прямо посреди улицы, когда машина затормозила перед светофором, к авто подошел прохожий в куртке и надвинутой на глаза кепке и спокойно бросил в салон через открытое окно ручную гранату. Водитель, охранник и Маранков погибли мгновенно. А перед этим был скандал – у Маранкова похитили жену и требовали какие-то деньги, якобы им украденные. Темная, запутанная история. Сергей налил всем коньяка и выпил первым. – Мулатов после смерти Маранкова был сам не свой. Как-то в разговоре со мной он обронил фразу, мол, у него и его друзей начались неприятности, пришла ударная волна из прошлого, – Навоков поднял стопку, посмотрел сквозь коньяк на свет. – У Мулатова был здесь друг фээсбэшник… Мулатов очень надеялся на него. – Как зовут друга? – Не знаю. – Еще что? – Все. – Ты очень помог мне, Паша. – Доллары мои? – Может, еще что скажешь? – Нет. И так сказал много на десять долларов. С вами, журналистами, связываться опасно… |