Онлайн книга «Закодированный»
|
Но Рената знала, что, придерживаясь продвинутой позиции, надо иметь и что-то лично свое, оригинальное (часто демонстративно пошлое, что лишь подчеркивает изысканность вкуса), поэтому завела себе коллекцию старых советских фильмов – «Кубанские казаки», «Светлый путь», «Москва слезам не верит», и умела завести разговор о том, что да, это мифы, это неправда, но в мифе душа народа отражается даже больше, чем в чем-то якобы правдивом. Ибо правда всегда относительна, а миф абсолютен. На эти темы она и заговорила однажды вечером, пригласив Георгия в дом. Начала, правда, строго и по делу: – Что-то не очень быстро движется у вас. – Люди все неопытные. И я в том числе. – Неправильно оправдываетесь, – усмехнулась Рената. – Обычно говорят: объем большой, денег мало, стройматериалы плохие. – А я не оправдываюсь, просто говорю. – Ну-ну. Выпьете? – Холодного чего-нибудь. – Коктейль? – Можно и коктейль. Рената приготовила любимый коктейль «морская пена» – водка, лимонный сок, сахарный сироп, белок яйца. И крепко, и вкусно. Георгий выпил, оценил: – Хорошая вещь. Не пробовал. – Вообще не пробовали? Или к другим привыкли? У вас ведь, я слышала, с памятью проблемы? – Проблемы, да. Иногда что-то вспоминаю. То есть кажется, что помню. А другое – совсем незнакомо. – И со всем так? – Со всем. – Интересно… А музыка? – И музыка. – Давайте попробуем? Рената включила музыку. Что-то из классики. Георгий внимательно слушал. Понравилось, но не узнал. Рената – контрастом – включила современное, что на всех волнах радио. Георгий узнал, но не понравилось. – Это я каждый день слышу. Рената включила еще что-то. Так они слушали музыку и беседовали довольно долго. Вечер выдался холодным, Рената хотела разжечь камин, попросила Георгия помочь, он отказался: – Извините, не люблю огня. – Как это? Аллергия, что ли? – Да, вроде того… 13 Георгий вернулся довольно поздно, и Татьяна не сдержалась, напустилась на него: – Чего это мы шляемся среди ночи? – Еще не ночь. – Ага. А тут сиди и думай – трезвый придет или пьяный! Еду тебе разогревай! – Спасибо, я не хочу есть. – Накормили, что ли? – Да. – Ну и оставался бы там, где кормят! Георгий, обычно мягкий и покладистый (да и причины не было обнаружить крайности характера), вдруг посмотрел с нехорошим прищуром: – Знаешь, ты не ори на меня. Я не привык. – Да откуда тебе известно, к чему ты привык, а к чему не привык? Георгий не ответил. Повернулся, чтобы выйти из дома. – Постой, – сказала Татьяна. – Ты пойми – поздно уже. Дети спят. Я боялась: придешь, разбудишь. Их уложить знаешь какая морока? – Сама их будишь своим криком. – Я не кричу. А просто… – Что? – Ничего. Иди спать. Это в анекдотах приметы неверности мужчины – в помаде на рубашке, в запахе чужих духов. Глаза! Глаза мужчины, пообщавшегося с женщиной, выдают его. Мужчина до общения, он какой-то… как бы это сказать… Он цельный, обычный. А после – он уже либо с довеском каким-то, либо, наоборот, с явной убылью, смотря с кем общался. И бог весть, когда лучше – когда с убылью или когда с довеском. В первом случае мужчину тянет вернуться, чтобы восполнить взятое. Во втором – еще получить… Татьяна не спала эту ночь. Мучилась, злилась на себя. Не знала, что делать. 14 И Харченко не знал, как поступить. Ответа на запрос все не было, а Георгий его раздражал всё больше. Надо было раньше взять его и отправить в Москву, в распределитель. Там быстро управились бы – либо в психушку, либо в тюрьму, либо опять на улицу, но уже не здесь, не в Чихове – и он не посмел бы вернуться. Теперь все сложнее: возникла проблема в виде Ренаты Ледозаровой, которая, судя по всему, взялась покровительствовать Георгию. Нет ли тут у нее своего интереса? Оно бы кстати… Харченко позвонил Татьяне, узнал, что она в магазине. Это хорошо – дома, в родных стенах, женщина часто скованна и замкнута, будто боится этих стен, как свидетелей, в месте же отчужденном, желательно без людей, особенно знакомых, она делается свободней и вольнее. Он зашел к ней спокойно, без шуток и прибауток; понял уже, что Татьяну веселые заигрывания отпугивают. У нее был только один покупатель: старик-пенсионер, выбиравший пиво. – Захотелось вот пива выпить, – говорил он, – а не пойму какого. – Светлое любите или темное? – спросила Татьяна. – Да я в нем не разбираюсь. – А крепкое или полегче? – Опять же все равно. Я ведь не люблю его, если честно, – объяснял старик. – Зачем же берете? – Да вот захотелось почему-то, – пожал плечами старик. Он растерянно оглядывал полки, на которых стояли десятки бутылок и банок самого разного пива. Покачал головой: – Раньше как просто было! Два вида пива – и всё. – Это какие же? – поинтересовался Харченко, по молодости не помнивший советского неразнообразного быта. – Бутылочное и разливное! – охотно ответил ему старик, радуясь общению. Но тут же себя поправил: – Нет, вру. В бутылках было тоже два вида: «Жигулевское» и «Бархатное». И разливное тоже было разное. Или совсем разбавленное – или не очень. – А чтобы совсем не разбавленное, такого не было? – И сейчас нет! – уверенно ответил старик. – Ты вот представь: привозют продавщице бочку пива, там, может, литров пятьсот. Как ей удержаться, чтобы хотя бы ведро воды не влить? Никто ж не учует! Кто ведро-два вливает, это еще с совестью, а то и десять могут. Из расчета один к пяти, – грамотно толковал старик. – А так, чтобы совсем не разбавить, ты такую продавщицу представляешь? Харченко не представлял, но промолчал – Татьяна ведь тоже была продавщица, да еще на рабочем месте. Она и сама об этом помнила и сказала старику с улыбкой: – И я продавщица, дедушка. – Ну ты не такая! – не смутился старик. И это очень по-нашему: мы, беседуя в любой компании о добре и зле, всегда уверены, что зло находится где угодно, только не здесь, а здесь все – замечательные люди! |