
Онлайн книга «Закодированный»
– Не свисти, – усмехнулся Юрий. – Откуда они узнают, что это я? – А ты подпись поставь. Плиткой выложи. – Еще чего! – Боишься? Ясное дело – на такой косой поверхности не подпишешься! А ты делай так, чтобы подписаться можно было. Теперь насчет не себе, – перекинулся Олег Трофимович на Абдрыкова. – Как это не себе? А кому? – Заказчице, – ответил Абдрыков. – Ну, ей тоже. Но ведь ты пойми, ты положил плитку, кирпич, это ведь ты свою работу положил, ты самого себя положил, свою часть, она тут останется, так, нет? Абдрыков удивился неожиданному повороту и не стал спорить, ждал развития идеи. Одутловатов развил: – Ты ушел, а работа осталась, то есть ты остался. Если работа хорошая, человек потом посмотрит и скажет: молодец, Валера! А если плохая, обругает: сволочь, Валера, гад, халтурщик. Понял? Тебя нет, а тебя помнят! – А мне плевать! – не испугался Абдрыков. – Не скажи, – неожиданно присоединился Кумилкин к дяде. – Человек на человека даже на расстоянии действует. Он тебя ругает, а ты, хоть и не слышишь, споткнулся – и в яму. И не понимаешь почему. – Точно! – подтвердил Одутловатов. – Я вот думаю: почему люди не боятся плохо работать? Ведь результат остается, все на тебя злятся, каждый проклинает – из-за этого запросто может здоровье разрушиться! – Поэтому мы все и больные, – сделал вывод Кумилкин. – А почему тогда в правительстве все здоровы? И вообще почему живы еще? Уж их-то целые миллионы поливают! – спросил Абдрыков. Все задумались. И Одутловатов нашел разгадку: – Наверно, вокруг них какую-нибудь электромагнитную защиту ставят. Или при каждом по десять психологических экстрасенсов. Отводят негативное излучение, которое на них идет от ругани людей. Абдрыков хотел что-то возразить, но не успел – как раз в это время появилась Рената. Отчитав рабочих за безделье, она решила съездить домой к Георгию. То есть к Татьяне. Ей давно уже хотелось рассмотреть поближе эту продавщицу и понять, почему Георгий живет у нее. То есть сперва наугад прибился, понятно (его историю она теперь знала), но почему не уходит? Что у них общего? Георгий ей нравился все больше. А особенно нравилось в нем отсутствие прошлого. Она запоздало поняла: в мужчинах ее отвращает не их нерешительность, а то, что у каждого, даже из молодых, есть целая история жизни. Каждый приходит к ней с вереницей женщин-призраков, которые тянутся за ними, как баржи за буксиром, – и пусть даже давно отцепились, но были же, были! Рената в детстве и ранней юности часто пользовалась подержанными вещами: рядом жила двоюродная сестра, старше ее на год и всегда больше ровно на размер, и Ренате приходилось вечно донашивать ее платья, джинсы и туфли. И на всю жизнь у нее выработалось отвращение ко всему старому, бэушному, как некоторые говорят, то есть бывшему в употреблении. Вещи – только новые. Квартира, а потом дом – с иголочки, чистое новье. Машина – то же самое. Она даже брезговала торговать стоком, конфискатом, открывать секонд-хенды – не желала иметь дело с поношенным. Во всем ее доме, во всей ее жизни не нашлось бы теперь и двух предметов, которыми до нее кто-то владел бы. Она даже модой на антиквариат пренебрегала из-за этого. Но вещи – это вещи, а среди людей невозможно встретить не подержанного, не бывшего в употреблении мужчину. Георгий был в этом смысле исключением. Ясно, что у него что-то было и кто-то был, но он-то ведь не помнит! Он не сравнивает, глядя на тебя, твое лицо, твою фигуру, твою душу, наконец, с чьими-то предыдущими, не перебирает мысленно: а это у нее лучше, а это хуже, а это похоже… 19 Рената приехала, когда Татьяна пришла с работы и кормила Георгия ужином. Калитка была открыта, как и у многих это заведено на Садовой, поэтому Рената прошла к дому без стука. И в дом вошла тоже не стуча. Ей важно было застать их внезапно вдвоем: когда люди общаются без свидетелей, очень много можно понять, бросив один лишь взгляд на то, кто к кому как повернулся, как смотрит, как улыбается, как говорит, как молчит… Но понять Рената ничего не смогла: Георгий сидел спиной к двери, а Татьяна в это время повернулась к плите. – Извините, у вас открыто, – сказала Рената и тут же повысила голос. – Как это понимать, Георгий, не знаю, как вас по отчеству? – Я сам не знаю. Присаживайтесь. – Некогда! Почему ваши рабочие на объекте, хотя и бездельничают, а вы уже ушли? Три месяца будем копаться? – Мне отлучиться надо было, я в поликлинику заходил. – Что, человек заболеть не может? – возмутилась Татьяна. – Если серьезное что-то… – Да ничего серьезного. Поужинаю сейчас и поработаю еще пару часов, раз уж это так вас тревожит. Татьяна видела, что Ренату тревожит совсем другое. Но промолчала. – Это другой разговор! – согласилась Рената. – Я во дворе подожду. Она вышла: слишком тесно, душно было в этом доме, низкий потолок давил на голову Неужели она тоже могла так жить? Представить жутко… – Раскомандовалась, – проворчала Татьяна. – Имеет право, у меня перед ней договорные обязательства… Через пару часов вернусь. – Да хоть до утра там вкалывай! – огрызнулась Татьяна. Рената в машине извинилась: – Ты не сердись, что я… Работа дурацкая, вся на нервах. – Да ничего. Георгий на самом деле не проработал и получаса. Рената вышла и сказала: – Ладно, хватит. Пойдем, по коктейлю выпьем. – Я не закончил еще. – Уcпеешь. Обиделся, что ли? – Нет… Георгий пошел в дом. А Татьяна, громыхая, мыла посуду после ужина. И не домыла, бросила. Стыдясь сама себя, вышла из дома и направилась на окраину, считавшуюся заповедной и экологически чистой, где стоял среди прочих дом Ренаты. Сквозь кусты (обжегшись в крапиве), пробралась к дому с обратной стороны. Увидела – у дома никого. Посмотрела на часы: рановато еще заканчивать. Значит, не для работы увезла Георгия Рената. Какое-то время она стояла здесь, неподвижно смотря на дом. Света еще не зажигали: темнеет поздно. И вообще – никакого движения. Но они где-то там… Пошел мелкий дождик, Татьяна не сразу его заметила. Решила вернуться домой. По дороге хлынул ливень, не просто хлынул, а обрушился водопадом, Татьяна в момент вымокла до нитки. Прибежала, переоделась в сухое. Дождалась детей. – Только дождь вас домой и загонит! Быстро есть и спать! Я кому сказала! – прикрикнула она, хотя Толик с Костей и не собирались возражать. |