Онлайн книга «Участок»
|
– Мыслите аналитически, Любовь Юрьевна! – одобрил Кравцов. – Ну, извините за беспокойство! Он пошел со двора. И проходя мимо навозной кучи, вдруг поскользнулся, взмахнул руками и упал. И очень неудачно – в свежее. Люба смеялась и ахала: – Ох, как же это вас! Быстро снимайте все, я застираю! В мокром пойдете, но ничего, сейчас жарко! Кравцов вошел в дом, там, стесняясь, разделся, Люба усадила его на стул, укрыла старым одеялом и пошла приводить в порядок одежду. А Кравцову не сиделось. Он быстро подошел к платяному шкафу, открыл его, осмотрел. Потом оглядел обеденный стол. Потом открыл другой стол, посудный («с пузом» – называют его в Анисовке), посмотрел, что внутри. И опять сел, ожидая Кублакову. 6 Он ждал Кублакову, а народ у омута ждал чуда. Лев Ильич отвез Хали-Гали и вернулся. Увидел, что людей прибыло. В том числе находился здесь и технолог Геворкян. – Роберт Степанович! Вы почему не на заводе? Тоже на сома захотели посмотреть? Геворкян ответил со странным вызовом: – А почему бы и нет? – И другие здесь? – завертел головой Лев Ильич. – Все работают! – гордо сказал Геворкян. – А я ушел. В первый раз за тридцать лет ушел с завода в рабочее время. Знаете, почему? Я понял: нельзя столько лет заниматься тем, что тебе неинтересно! Это насилие над собственной душой! – Опять увольняться собрались? – Да! И на этот раз серьезно! Поеду в Краснодарский край, там виноградники расширяют, специалисты нужны. Лев Ильич понял, что Геворкян не шутит. И начал улещивать: – Роберт Степанович, успокойтесь! Я без вас как без рук, вы что? Ладно, если вам невтерпеж, давайте налаживать производство кальвадоса. Но параллельно пока. – Вы обещаете? – Конечно! За два года полностью сменим профиль. – И сидр будем выпускать! И сухое яблочное вино! Хорошее! – Все в наших руках, Роберт Степанович! – Ладно. Иду на завод. Только если сома поймают, пришлите кого-нибудь из мальчишек, чтобы сказали. Посмотреть хочу. – Обязательно! Геворкян ушел, а Андрей Ильич, слышавший разговор, спросил брата: – В самом деле профиль хочешь сменить? – Ага, уже сменил. Я сейчас на вложенный рубль имею три рубля прибыли. А с этим кальвадосом совсем не то. Вложить надо не рубль, а десять, а прибыль едва двенадцать. – Два рубля с десятки – тоже деньги. – Не учи меня, пожалуйста! – разозлился Лев Ильич. – Ну, чего вы там? Зацепили что? Ну, тяните уже, тяните! Тянуть было нечего. Но люди не расходились, стояли у омута. 7 Люди стояли у омута, поэтому возле Хали-Гали был только Вадик. Старик лежал у дома, под навесом. – Может, в дом пойдем? – предложил Вадик. – Душно там. Давит. Ты иди. Мне легче уже. Вадик положил рядом со стариком коробки и упаковки: – Таблетки пей. Вот эту на ночь, обязательно! – Выпью. Не поймали еще? – Кого? – Сома. Обидно, – грустно сказал Хали-Гали. – Всю жизнь хотел увидеть, а он возьмет и без меня вынырнет. – Ничего. Мы сфотографируем и покажем. Я зайду еще. – Заходи. Спасибо тебе. И Вадик убежал к омуту. А Хали-Гали навестила Квашина. – Ну чего? Помирать собрался, Семен? – Какая ты была, Настя, такая осталась, – сказал Хали-Гали с неудовольствием. – Нет чтоб утешить, ты сразу – помирать. – Боишься, что ли? Бояться не надо. – Да не боюсь, а некогда как-то. Обидно: сома не увижу. – Нашел о чем думать. Ты лучше сообрази, все у тебя готово или нет? – А чего готовить? – засмеялся Хали-Гали, но засмеялся осторожно, тихо, чтобы не очень себя расколыхать. – Чего готовить? Она не гость какой, ей выпить-закусить не надо. – Тебе зато надо! – наставляла Квашина. – У тебя хоть костюм-то есть нормальный? Помнишь, Чуркина Петю хоронили? Тоже один жил, костюма полного ему собрать не смогли, пинжак только надели на него, сверху простынкой покрыли – сойдет. А ветер поднялся, покров-то сорвало, а он там без штанов. Стыды! А дочь рядом – и хоть бы хны ей. Прости ее, Господи; говорят, совсем в городе спилась. Есть у тебя костюм-то? – Пинжак отдельный есть. И костюм в шкафе висел, я его марлей завесил лет десять назад, он и висит. Хороший костюм, бостон. Сходи глянь, что ли? Квашина пошла в дом и вернулась с запеленутым в марлю костюмом. Сняла марлю, и мелко посыпалась труха. Костюм оказался весь изъеден молью: на рукавах, спереди, на брюках – везде причудливые дыры. – Вот тебе и костюм! – сказала Квашина. – А ботинки есть? – Зачем они мне? В сапогах ловчее. Я в них семь лет хожу. Знаешь, какая подошва удобная стала? На каждую мозоль своя вмятинка! – И в гроб в сапогах положут? – Да тьфу, что ж ты каркаешь-то? – обиделся Хали-Гали. И ему полегчало вдруг от обиды. Он даже сел. – Я не каркаю, – объяснила Квашина. – Живи еще хоть лет пять, мне не жалко. А если не проживешь? По-хорошему и гроб заранее надо бы. У меня в сарае давно стоит, точно по мерке, Суриков сделал... Иконку не принести тебе? – Зачем? Я неверующий. – Откуда это ты знаешь? – А кто знает, как не я? Ты сказала! – хлопнул Хали-Гали руками по коленкам. – Это ты не знаешь, это ты думаешь. Ладно, ты лучше ляжь, не труди себя. Квашина пошла со двора, но Хали-Гали ее окликнул: – Насть, ты вот что... Найди, что ли, Сурикова, пусть заглянет. Квашина поняла мысль старика: – Вот! Это дело! И поспешила к омуту. 8 Она поспешила к омуту, где продолжались действия по выманиванию сома. Суриков напряженно наблюдал, как Мурзин ладит взрывчатку. Поэтому он был недоволен, когда Квашина передала ему просьбу Хали-Гали. – А чего ему надо-то? – Ты иди и узнаешь, чего надо. – Я уйду, а сом появится. – Там человек помирает, имей совесть! – Сходи, в самом деле, к старику, – сказал Мурзин. – Я взрывать без тебя не буду. – Ладно, я быстро! И вот Суриков уже входит во двор Хали-Гали. Тот опять ослаб и лег. – Симулируешь помаленьку? – бодро спросил Суриков. – Ага. Ты вот что. У меня в доме, на полке справа, где часы, рулетка. Принеси. |